Оторвыш. Наталья Менжунова

Пуговка зажмурилась, затем размашисто хлопнула ресницами и широко открыла глаза. В миг, когда ее взгляд упал на вихрастого, настоящий удар грома прокатился по небу. Розовая Пуговка вздрогнула, но взгляда от вихрастого не отвела.

      – Что это? – прошептала Розовая Пуговка.

      – Очень приятно… Федечка. – пролепетал вихрастый, не отрывая взгляда от Розовой Пуговки.

      Свистун, воззрившись на него, присвистнул. Но свист от удивления не удался и почти сразу сошел на «нет».

      – Так мы вас ждем сегодня вечером? – не то спросила, не то подтвердила Алина Семеновна.

      Федор Михайлович кивнул с видимым удовольствием.

      – Надеюсь, и мы еще увидимся, – вежливо попрощался с разноцветными пуговками Серьезный. – Итого: приятно было познакомиться.

      Алина Семеновна глянула на потемневшее небо и поспешила к калитке.

      – Порази меня гром! Вы что, уже уходите? – засуетился Свистун.

      Вихрастый Федечка, что есть силы, потянулся вслед удалявшейся блузке. Но крепкая нитка надежно удерживала его.

      Третий удар грома не на шутку сотряс землю, и Федечка обессилено повис на куртке. Из его груди вырвался вздох разочарования.

      Наблюдавший из-под лопуха Гусман передразнил Алину Семеновну:

      – Уой! Уой! Уой! Та-а-к мы вас ждем ве-е-ечером?

      Он изобразил жеманную мину и закатил глаза. И вовремя. Не сделай он этого, не заметил бы Сороку, которая обозревала двор с высоты березы. Взгляды птицы и гусеницы пересеклись, и Гусман молнией метнулся в густую траву. Только его и видели.

      Глава 2. Река-море-океан

      Алина Семеновна утюжила розовую блузку. По ткани скользил Старый Утюг и изображал пароход. Уже знакомые нам разноцветные пуговки резвились в шелковых волнах. Пуговкам и Утюгу было за-ме-ча-тель-но, и только Розовая не принимала участия в веселье.

      – Что-то наша девочка сегодня грустная-а-а? – улыбаясь, пропыхтел Утюг над ухом у Розовой Пуговки.

      Разноцветные Пуговки наперебой затараторили:

      – А она у нас влюблена! Влюблена! Влюблена…

      – Прекрасно! – бороздя волны блузки, воскликнул Утюг. – О, это даже великолепно! И в кого же?

      – В Федечку! В Федечку… – вновь затараторили пуговки. – Он живет в соседнем доме на домашней куртке Федора Михалыча.

      – Пардон, – Утюг аккуратно объехал Зеленую Пуговку и вернулся к Розовой:

      – Разве любовь – повод для грусти? Это же великолепно! Любовь—река. Нет, любовь – это море, это – океа-ан! Я до сих пор помню горячие волны любви к Жоржетте.

      – Это та красивая шляпа с широкими полями? – вынырнула из шелка Зеленая Пуговка.

      – Да, да, – охотно отозвался Утюг. – Когда я видел ее, то раскалялся почти добела… Давненько всё было.

      – И где она сейчас? – высунула носик Голубая Пуговка.

      – Сейчас она несколько старомодна и безвылазно сидит в шкафу. Я возвращаюсь к ней после работы, и мы мило проводим время, вспоминая былые годы.

      – А вот