Противостояние. Часть 2. МУРЕНА. Лидия Грибас

ратья – да они были сильными и смелыми, но никогда они не были жестокими. За что? Они даже отстреляться толком не смогли, закрывая собой вход в дом, чтобы эти уроды, не ворвались в него и не перестреляли всех нас. Они не думали о своей жизни, они пытались спасти родителей и подростков, находившихся в доме.

      Зачем Аскольд закрыл меня собой от пуль? Потому что, он любил меня, они все любили меня… За что их больше нет? Зачем я позволила Марику идти с Германом на улицу? Зачем? Герман, как мог, закрывал его своим телом, он так сильно любил своего маленького сыночка и все же, не смог спасти его… Он забрал его с собой…

      А как же я? Зачем мне без них эта жизнь?.. Зачем?.. Как?..

      Кроватка Марика… пустая кроватка… его портрет, перетянутый черной лентой… Наша свадебная фотография… семейная фотография – Герман, Марик и я… гробовая тишина в доме… запах смерти… Я взяла в руки пистолет и поднесла его дуло к виску. Я совершенно не боялась умереть, наоборот, хотела этого. Перед глазами проплывали эпизоды последних дней… Вера… Глеб и Федор… Степан и Данила… Братья, не пожалевшие своей жизни ради нас… Аскольд, закрывший меня собой от пуль… Марта – моя вторая мама… Осиротевшие подростки, которым не на кого опереться… Навечно застывший взгляд Германа «Ты обещала мне, Настенька…»

      Я взвела курок и закрыла глаза… и снова лицо Марика… зареванный Димка… прискорбный взгляд Данилы… наглая рожа Сухого…

      «Эта мразь ни за что, лишила жизни, моих родных. И ОН, не имеет права жить… Братья не дали мне погибнуть и я обязана найти его. Я обязательно найду его…

      Я не могу предать Степана и Данилу, не могу бросить их детей. Я должна помочь им. Они погибнут без меня, так же как и я когда-то, они совершенно не готовы к жизни. Я не имею права сдохнуть, а ты тварь не имеешь права жить».

      Я не знала, кто звонил Марку, не знала, где его искать, но, я знала, кто такой Сухой… Я обязательно дождусь тебя, су. а, обязательно. Я думала о Сухом и ярость заполняла мою душу. Я не понимала, что со мной происходит. Я становилась другой… казалось, я лишаюсь возможности соображать здраво. Я хотела крушить и уничтожать все вокруг. Остатки разума не давали мне этого сделать. Я пыталась встряхнуться и взять себя в руки и у меня начала сильно болеть голова. Я легла в постель, не зная, как справиться с этим.

      Никита не поехал сегодня в клинику, он понимал, что сейчас он очень нужен Насте. Проходя по заснеженной улице, с тоской осматривал ее – руины от взорванных домов Аскольда, Рика и Генри… Пустые дома Данилы и Степана…

      Ник вошел во двор Марка и содрогнулся, снова кровавый ужас встал перед его глазами – двор по-прежнему был залит кровью, белоснежный снег был кроваво-алым…

      – Это че? – он гневно посмотрел на одного из охранников.

      – Командовать не кому, Никита Юрьевич…

      – Ты че, сам не врубаешься? – зло прохрипел Никита.

      – Виноват.

      – Два часа вам, чтобы и следа не осталось, хоть языками вылизывайте. – Никита жестко посмотрел на бойцов и прошел в дом.

* * *

      Сколько я пролежала я и сама не знаю, в дверь тихонько постучали. Я очень хотела послать всех на хрен, но вспомнила, что в доме дети, возможно, это кто-то из них.

      – Да, – прохрипела я, не в силах поднять голову от подушки.

      В комнату вошел Никита.

      – Привет, Настя, – он присел рядом со мной на постель.

      – Привет, – чуть слышно ответила я.

      – Настя. – Никита заметил, что меня сотрясает дрожь. – Присядь.

      – Я не могу, Ник.

      – Настя, я понимаю насколько тебе тяжело…

      – Я знаю, Ник… Дети… я должна… У меня дико болит голова. Я не понимаю, что со мной…

      – Я профессора позвал, он беседовал с Марком. Поговоришь с ним?

      – Что с Марком?

      – У него тяжелая форма депрессии, еще не скоро он встанет на ноги. Тусе тоже очень тяжело…

      – Дети. Они совсем одни?

      – Да, Настя.

      – Зови профессора.

      Я встала с постели, надела халат и присела на диван. Никита позвал профессора, я толком не смогла объяснить ему, что со мной, потому что сама этого не понимала. Профессор ввел меня в состояние гипноза, чтобы узнать мое истинное состояние. Проведя сеанс, он ввел мне внутривенную инъекцию и посмотрел на меня.

      – Жестокость пытается убить в тебе человечность, Настя. Остатки разума не дают сделать этого, поэтому сильно болит голова. В твоем мозгу идет жестокая борьба. От того, как ты сумеешь справиться с этим, зависит то, кем ты станешь…

      Из заумных фраз профессора я поняла, что если у меня не хватит сил побороть свою ярость, я навсегда останусь отморозком лишенным здравого разума.

      … – Это антидепрессанты, Настя, – он положил на тумбочку коробку с препаратами. – Они ослабят душевную боль, но, то кем ты станешь, зависит лишь от тебя, от того насколько ты хочешь этого.

      Профессор вышел из комнаты, я поймала на себе хмурый взгляд