Бабочки Креза. Камень богини любви (сборник). Елена Арсеньева

тот, кто рисует? – азартно спросил Сева, постепенно входя в роль Гастингса и доктора Ватсона в одном лице.

      – Вряд ли, – с таким же азартом ответил вместо Алёны Андрей, явно готовый войти в роль Пуаро и Холмса. – Зачем губить плоды своих же усилий? Все-таки там не просто какое-то схематичное граффити, а очень тщательно нарисованная картинка, там каждое пятнышко так вырисовано, оттенки так подобраны!

      – А я думаю, что рисунки – просто ерунда, на которой не стоит зацикливаться, – рассудила наша детективщица, взяв на себя роль инспектора Лестрейда, скептика из скептиков. – Ну, стерли, ну, нарисовали…

      Сева только собрался заспорить, как к нему явился клиент – молоденький блондинчик с великолепными волосами цвета меда. При виде его Сева часто задышал, и глаза его повлажнели. Алёна попыталась напомнить о визитке и мадам Кавериной, однако было уже поздно: Сева явно ничего и никого не видел и не слышал, кроме нового клиента. Оставалось только надеяться на то, что, когда красавчик уйдет, он слегка опомнится.

      1918 год

      Спустя какое-то время (немалое, судя по тому, что солнце перекатилось на склон небосвода) она лежала головой на его плече, пахнущем жаром и солью, и думала, что, конечно, погубила себя. Да и ладно! Аглая не жалела, ни о чем не жалела, она была счастлива… и несчастна одновременно. Некое безошибочное чутье, родственное чутью животного или зверя, подсказывало, что ничего подобного больше не будет, что просто невозможно повторить такое… И слезы наворачивались на глаза не то от тоски (ведь больше не случится!), не то от благодарности судьбе (ведь случилось все же!).

      Гектор чуть повернул голову, и губы его коснулись ее волос.

      – Ты… ты одна такая…

      Голос его звучал хрипло, загнанно, он тоже никак не мог отдышаться.

      – Я даже не знал, что возможно такое… Я упал со звезд или вознесся на них? Ты спасла мне жизнь, ты… Если бы не ты… Я давно забыл слова молитв, но вспомнил их все, когда молился, чтобы ты спаслась. Я кружил тут, ждал. Когда увидел тебя – рассудка лишился от счастья. Кто ты, почему все – так? Откуда у меня чувство доверия к тебе, безоглядного доверия, хотя знаю, что ты мне солгала?

      Аглая вздрогнула. Гектор почувствовал, как напряглось ее тело, и успокаивающе улыбнулся (улыбку она расслышала в его голосе):

      – Я не обвиняю тебя. Я знаю, что уже видел тебя, говорил с тобой прежде, чем ты выскочила на меня на лестнице, а я только чудом удержал палец на спусковом крючке. Все, что ты тогда там говорила, мол, ты пришла в мой дом искать себе жилье, ведь была просто торопливая выдумка, верно?

      Аглая помолчала. Она не могла больше врать Гектору, не могла оскорблять его недоверием. И начала почти с самого начала:

      – Мой дом сгорел. Отец умер. Жить мне было негде, деньги кончились, работы нет. Я услышала случайно, что доктору Лазареву нужна кухарка, потому что его прежняя… – Она вспомнила востроносенькую Глашу и ее возмущенную реплику, которую и повторила слово в слово: – Потому что его прежняя кухарка сбежала с красной матросней.

      – С