Шумный балаган. Владимир Колычев

А вот эти!

      – Не знаю, не видели...

      – Может, ваши?

      – Вы нас, дядя, с кем-то путаете... Мы сети не ставим, мы только на удочку. И без тройников. Показать?

      Но мужик проигнорировал его инициативу. Ему сейчас не до таких мелочей, как тройные крючки.

      – Точно не ваша сеть? – пристально посмотрел он на Костю.

      – Даже не знаю, о чем вы говорите...

      – Что в лодке?

      – Ничего, – буркнул Антон. – А что может быть, если вы всю рыбу расшугали!

      – И вас шугану... Точно не ваша сеть?

      – Не-а...

      – Ну, на нет и суда нет.

      При всех своих подозрениях предъявить им инспектор ничего не мог. Сеть при нем они не выбирали, рыбы в лодке нет, за удочки наказывать права не имеет. А вот сети он может забрать. И забрал. Вместе со своим напарником нагло затащил их на борт своего катера и даже ручкой Косте не прощание не помахал.

      – Козлы! – зло сквозь зубы прошипел Антон.

      – Новые плести надо, – обреченно вздохнул Ленька.

      – Будут новые сети, – кивнул Костя. – Хорошо, что самих за жабры не взяли. И лодку не хапнули.

      – К берегу гребем? – с кислым видом спросил Антон.

      – А что еще делать? – уныло глянул на него Ленька. – И каким ветром этих козлов надуло?

      – Скажи спасибо, что ментов с ними не было. А то бы нас наизнанку вывернули.

      – А что менты? Клал я на ментов! – сказал Антон и ожесточенно сплюнул через зубы.

      Вряд ли это было пустой бравадой. Костя как никто лучше знал своего друга. Сызмальства в одной упряжке. Вместе росли в самом отстойном квартале Тепломорска. Как у и Леньки, у Антона тоже был отец и старший брат. Оба живы, но один мотает срок за убийство, другой за изнасилование. Одному еще восемь лет сидеть, а второго никто и не ждет. Потому что Кольку еще на этапе опустили. Теперь ему никто руки не подаст, даже брат родной. Квартал у них такой – понятия, как на зоне. Потому что каждый второй за что-нибудь да гостил у Хозяина. И понятия уголовные, и нравы жестокие. Сколько помнил себя Костя, столько и приходилось ему отстаивать свое право на жизнь под убогим солнцем Соленого квартала. И на кулаках смертным боем бился, и на ножах с уродами всякими сходился. Все было – и бормотуху стаканами глушил, и косяки взрывал, и местным лахудрам под хвост заглядывал. Короче, познал все прелести отнюдь не прелестной жизни. И даже в ментовке пару раз побывал, по первой – за то, что челюсть одному дебилу свернул, по второму – за то, что на стреме стоял, когда братва магазин брала. И Антон с ним тогда на шухере стоял. Но им подфартило – условным сроком отделались, а их корешей на этап отправили.

      Антон и в самом деле ментов не боялся. Как будто вообще ничего в этой жизни не боялся. Натура у него такая бесшабашная. Да и Костя тоже неробкого десятка. Ему что на воле жить, что в неволе, лишь бы козлом помойным и лохом деланым не прослыть. Менты на признанку его колоть пытались, да не вышло у них ничего. Никого Костя не сдал. И Антон тоже.

      На допросах они держались как правильные пацаны. И в будущем не собирались кланяться ментам. Но при этом ни у кого из них не было желания греть