Современные рассказы о любви. Адюльтер. Иосиф Гольман

снимать?

      – Да какую пижаму? У доктора сымешь. А я сквозь пижаму гляжу. Ляжь спокойно. – И несколько раз провел медленными, немного дрожащими руками над телом Петра. – Тягают кишки-то?

      – Тягают, – испуганно повторил Петр и закашлялся.

      – Ну, так, – подождав, пока он утихнет, сказал старик. – Гнили много. Она и тягает тебя, гниль-то эта.

      Петр почувствовал, что тепло, идущее от стариковых рук, проникает как-то слишком глубоко, прожигает его, так что голова начинает кружиться и все, что есть перед глазами, приподнимается и повисает в воздухе.

      – Давай вспоминай, – сурово сказал старик. И опять повторил: – Гнили много.

      – А чего вспоминать?

      – Как чего? Жил ведь ты? И сам, и с людями. Работал, ходил. Кого обижал? Кому врал с пьяных глаз? Скольки деток соскреб?

      – Каких еще деток соскреб? – испугался Петр.

      – Таких, – спокойно сказал целитель. – У тебя по молодому делу два мальчишечки были. А ты не желал. Покрутил да убег. Молодуха пошла к докторам, да – ножом! Так вот дело. Еще. От другой. Там-то дочка была. Тоже, значит, ножом. Потом мать. Ну, что мать? Хворь на хвори. Одна. Ты все тут, она там. Терпит-терпит. А ждет: может, свидимся? Нет. Больно занят. Куда! Так не свиделись. Ну! Мать в гробу выносить – тут и ты! Я, мол, раньше не мог! Самолет не летел! А наврал. Ух, наврал! Много, парень, ты врал.

      Петр опять закашлялся. Старик пожевал губами.

      – Продышись, – сказал он негромко. – Продышись и лежи. Я молитву скажу.

      Он медленно перекрестился и вытер свои слезящиеся глаза рукавом.

      – Боже духов и всякия плоти, смерть поправый и диавола упразднивый, и живот миру Твоему даровавый, отнюдуже отбеже болезнь, печаль, воздыхание, всякое согрешение, содеянное им, словом или делом или помышлением, яко благий человеколюбец Бог прости, яко несть человек иже жив будет и не согрешит: Ты бо един кроме греха, правда Твоя, правда вовеки и Слово Твое истина. Яко Ты еси воскресение и живот.

      Петр со страхом смотрел на него, серое лицо его мелко дрожало.

      – Говори за мной, – приказал старик. – Проси Его. Божья воля на нас. Господи Исусе Христе Боже наш, мир Твой подавый человеком и Пресвятого Духа…

      – Господи Исусе, – вдруг в голос зарыдал Петр. – Ты прости меня, Господи!

      Рыдание сорвалось, и тяжелый, переходящий в свист кашель опять затряс все его худое, сжавшееся тело.

      – Поплачь, – мягко и нежно сказал старик, словно Петр чем-то растрогал его. – И страх твой слезьми выйдет, парень, поплачь.

      – Помираю я, дед? – прошептал Петр.

      – На все Его воля, – торжественно сказал старик и перекрестился. – Сказано в Писании: «Где сокровище твое, там и душа твоя будет». На все Его воля.

      Он сел рядом с Петром, крепко обхватил его за плечи и изо всех сил прижал к себе. Лицо его стало восторженным и кротким:

      – Господи, не лиши мене небесных Твоих благ. Господи, избави мя вечных мук. Господи,