Кровавый век. Дух воина. Дэниэл Фостер

тех, кто противился, в лес уводили и травили, как зверей. Заставляли голышом бежать, покуда стрелу меж лопаток не всадят. Иных в реке топили в чем мать родила, других на вон том суку вешали…

      Брудвар не перебивал. Просто слушал, пытаясь сохранять внешнее спокойствие. Внутри же поднималась новая волна возмущения. И растекался яд первых сомнений. Да, Брудвар никогда бы не назвал Эрнульфа хорошим отцом, на то имелись веские причины, но в его лице он видел сильного правителя, у которого было чему поучиться. И да, руки вождя, не говоря уже о старшем брате, были по самые плечи в крови. Эрнульф и Сигизмир, как и сам Брудвар, далеко не всегда щадили врагов, редко задумывались о том, насколько мучительным способом отправить их к Предкам, и вовсе не переживали за нелегкую долю пленников. Но отец никогда не нарушал золотого правила, обеспечившего мир на всем Севере: он уважал границы и равенство каждого племени, ставшего частью единого Эргунсвальда. И несмотря на то, что аркалы стали последними, кто признал власть трона Скаймонда, Брудвар давно не слышал, чтобы они доставляли проблемы. Хотя в первые годы после объединения свальд аркалов бурлил. В свое время отец вместе с Фронсудом подавили много восстаний и жестоко казнили зачинщиков. В любом случае аркалы были союзниками. А союзников не грабят, их честь не втаптывают в грязь. Без веского повода, конечно. Но что это был за повод, и почему аркалы раскрыли рты только сейчас?

      – Ну и зачем же Благословленному Предками было творить такие вещи? Он великий человек, которого уважал и любил весь Север…

      – Пфф, – прыснул старик. – Тоже мне, великий. Обыкновенный разбойник, только власти у него было уж больно много… Наскучила она ему, и стал он гадости творить. А остановить-то его некому было… – Жители согласно закивали.

      Какое-то время Брудвар твердил себе, что все сказанное про его отца и брата – ложь. Однако хмурые лица стариков, чьи тусклые глаза пронзали Брудвара с немым укором, говорили об обратном. Сын Эрнульфа хорошо разбирался в людях, и, к большому для себя сожалению, по этим взглядам он безошибочно определил, что каждый из них был готов поклясться жизнью в правдивости сказанного.

      Но Брудвар не мог допустить того, чтобы и его дружина оказалась во власти скользких подозрений. Сын Эрнульфа и без того заметил, как его подавленное настроение передается воинам. К тому же, как бы он ни относился к отцу, Брудвар был обязан защитить его честь. И лучше он сделает это сейчас, прилюдно, чтобы все поняли: вождь Эргунсвальда не мог совершить подобные бесчинства.

      – Ваш ненаглядный фэрл вероломно убил моего отца, самого́ Благословленного Предками! А вы, плешивые псы, еще и смеете оскорблять его память лживыми речами! Говорите правду, а не то ваш визг услышат и на берегу Китового залива!

      – Не веришь, значит, хм… Ну пускай, – нисколько не смутился старец. Брудвар со злостью и горечью понял, что этого человека не сломает и каленое железо. – Пойдешь дальше – тебе и не такое расскажут. Наш-то полет скоро будет окончен, врать нам незачем. А тебе лучше скорее смириться