Природа зверя. Надежда Попова

люди?

      В. Люди, с которыми ты общаешься. Как они к тебе относятся? Тебя любят? С тобой приятно общаться? Или тебя терпят, потому что нет другого травника?

      О. Я не знаю. Я не думал об этом.

      В. У тебя есть враги?

      О. Вы ведь уже спрашивали.

      В. Отвечай суду. У тебя есть враги?

      О. Я ведь говорил вам уже не раз: я не знаю!

      В. А друзья?

      О. Наверное.

      В. Ты не знаешь, есть ли у тебя друзья?

      О. У меня множество приятелей, то есть, они даже не приятели, а просто когда-то стали приходить ко мне за советами, а потом уже просто так. Кто-то приносил угощения, чтобы отблагодарить за помощь, кто-то просто заходит ко мне поговорить…

      В. О чем?

      О. О разном… Новости рассказывают. Я ведь живу довольно далеко, почти не бываю ни в деревнях, ни в городе, ко мне сами приходят, если что-то случается, или присылают за мной кого-нибудь, а я сам обычно дома или в полях… я ведь уже говорил…

      В. У тебя есть настоящие друзья? Близкие, которые могли бы желать тебе добра от всего сердца?

      О. Но к чему это?

      В. Сын мой, здесь не тебе положено задавать вопросы. Кажется, ты все еще не понял, насколько серьезна ситуация.

      О. Не надо!

      В. Я лишь хотел повторить: отнесись серьезно к своей участи и просто говори правду. Итак. Есть ли у тебя такие друзья, которые, допустим, из благодарности могут сделать для тебя все?

      О. Все? Я не понимаю, в каком смысле – «все»…

      В. Пусть не все, но многое. Ради тебя рисковать, например, репутацией или даже жизнью.

      О. Нет, это… это слишком, таких друзей у меня нет… Если подумать… Теперь я понимаю, что у меня вообще нет друзей.

      В. Ни одного?

      О. Получается – так…

* * *

      Секретарь замер, занеся перо над чернильницей наизготовку, глядя одним глазом на палача (тот неподвижно стоял за спиной обвиняемого), а другим – на самого Ханца Вольфа, молодого человека двадцати шести лет от роду… кажется. Точно секретарь не помнил. Собственно, все, что он записывал, он забывал через мгновение: во-первых, всего не упомнишь, и если все запоминать, не хватит места для мыслей. А во-вторых – не его это недостойного ума дело.

      На братьев Высокого суда он не смотрел. По многим причинам, о которых говорить и думать смысла нет…

      – Итак.

      Секретарь макнул перо в чернила и изготовился записывать. Обвиняемый вздрогнул и покосился на палача за спиной.

      – Назови с-свое имя, общественное и семейное положение, возраст.

      – Зачем это?.. Ведь вы уже спрашивали, я уже говорил вам…

      Мимоходом секретарь подумал, что бумага может передать слова с точностью, если писец добросовестен, но никогда не передаст железа в голосе инквизитора, дрожи в голосе обвиняемого, грохота тяжелой двери и дыхания палача за спиной у полураздетого человека. И протокол никогда не расскажет, как все происходило на самом деле…

* * *

      Протокол дознания обвиняемого в убийстве, угрозах