Русь моя. Книга 16. Николай Викторович Игнатков

лицо.

      Что и было там жаль,

      Все давно поросло.

      Вековою травой,

      И морщинами дней.

      И смеясь над собой,

      Ты не помнишь о ней.

      Ночи жгут поцелуй,

      И сгорая свечей.

      И ревнуй не ревнуй,

      Неспокоен душой.

      Одеяло, кровать,

      Дребезжит тишина.

      Ну и сколько искать,

      Там твоя ведь вина.

      Растворилась в вине,

      За бокалом бокал.

      И пятном на стене,

      Тени старой оскал.

      Одиночеством лет,

      Уходящих секунд.

      И ромашек букет,

      Твою боль разорвут.

      И кусочками мгла,

      Проникая сквозь щель.

      Ну и как ты могла,

      И открытая дверь.

      Проскрипит невзначай,

      Запах прошлой весны.

      Задубела печаль,

      Да и мысли пьяны.

      Но всему есть предел

      Не спешил ты на зло,

      Отвечать невпопад.

      Где-то рядом добро,

      Его нужно понять.

      Где предательства тень,

      Полоснет по лицу.

      Ты, сжимаясь в кремень,

      Промолчишь пошлецу.

      И ударом удар,

      Не спешишь отбивать.

      Целомудрия дар,

      Не сумев разгадать.

      Попрошайками дни,

      Завернули в подъезд.

      Догорают огни,

      И нести тебе крест.

      Спотыкаясь, ползти,

      Но, не пятясь назад.

      И теряя найти,

      Как всегда, наугад.

      Там, где русский авось,

      Наполнял тишину.

      Тебе плохо жилось,

      На тебя и вину.

      Возложили за то,

      Что ты жить не хотел.

      Превращаясь в ничто,

      Но всему есть предел.

      И топорами машут слово Рубы

      Уютных кабинетов тишина,

      Журчанием словесные потоки.

      Стекают вниз, где бездной глубина,

      И устья превращаются в истоки.

      И реки изнывая немотой,

      Водой своей не наполнили годы.

      И голос оказался под пятой,

      Погибли, не пробившись ещё всходы.

      И слух забился пробкой там в ушах,

      И видимость зеркальными очками.

      На головы прольётся тот ушат,