Хамнет. Мэгги О`Фаррелл

крик.

      Дверь открылась, в проеме появилось узкое, сердитое лицо женщины.

      – Что за шум ты поднял? – возмущенно крикнула она, махнув на него какой-то тряпкой, словно пыталась отогнать, как насекомое. – Таким грохотом и мертвеца разбудишь. Убирайся отсюда!

      Она уже собиралась захлопнуть дверь, но Хамнет рванулся к ней навстречу.

      – Нет, пожалуйста, – взмолился он, – простите, мадам. Мне нужен врач. Он очень нужен нам. Моя сестра… она заболела. Сможет ли он прийти к нам? Сможет прийти сейчас?

      Она продолжала крепко держать дверь своей покрасневшей рукой, но теперь посмотрела на Хамнета озабоченно и внимательно, словно пыталась по его лицу прочесть, насколько серьезна болезнь.

      – Его сейчас нет, – в итоге ответила она, – он у больного.

      Хамнет огорченно вздохнул.

      – Будьте добры, скажите, когда же он вернется?

      Давление на дверь уменьшилось. Он шагнул одной ногой через порог, хотя вторая еще оставалась на крыльце.

      – Не могу сказать. – Женщина смерила его взглядом, хмуро отметив вторгшийся в коридор ботинок. – А что болит у твоей сестры?

      – Не знаю. – Он припомнил влажное от жара, хотя и бледное лицо сестры, лежавшей на покрывале с закрытыми глазами. – У нее лихорадка. Она отлеживается на своей кровати.

      – Лихорадка? – Женщина озабоченно нахмурилась. – А бубоны есть?

      – Бубоны?

      – Опухоли… под кожей. На шее или под мышками?

      Хамнет во все глаза глянул на женщину, невольно отметив морщинку между ее бровями, натертую кожу возле уха под ободком чепца, выбившиеся из-под него тугие завитки волос. Мальчик размышлял над словом «бубоны», почему-то связавшимися в его голове с цветочными бутонами, и звучало это слово так же выпукло, как то, что описывало. Стрела холодного страха пронзила ему грудь, мгновенно сковав сердце ужасной ледяной коркой.

      Женщина нахмурилась еще сильнее. Прикоснувшись к груди Хамнета, она вытолкнула его обратно на крыльцо.

      – Иди уже, – страдальчески произнесла она, – возвращайся домой. Быстро. Уходи. – Уже закрывая дверь, она оставила все-таки узкую щелку и почти доброжелательно добавила: – Я попрошу врача зайти к вам. Я знаю, где вы живете. Ты ведь из дома перчаточника, верно? Внучок его? С Хенли-стрит. Когда врач вернется, я попрошу его зайти в ваш дом. А теперь быстро уходи. И нигде не останавливайся на обратном пути. – Немного помедлив, она печально заключила: – И да хранит вас Господь.

      Хамнет побежал домой. Окружающий мир, казалось, стал более ярким, люди более шумными, улицы удлинились, голубизна неба углубилась до интенсивной, блистательной синевы. Лошадь по-прежнему стояла рядом с телегой; собака мирно дремала, свернувшись на крыльце. Он вновь подумал о бубонах. Ему уже приходилось слышать это слово. Он знал, что оно означает, чем грозит.

      «Конечно же, нет… – подумал он, сворачивая на свою улицу, – не может быть. Этого не может быть. Об этой… – даже мысленно он не посмел