Не опали меня, Купина. 1812. Василий Костерин

была театром, в котором он всегда хотел играть если не главную, то весьма заметную роль. Он носил шляпы, украшенные султанами и разноцветными перьями, золотистый камзол, малиновые панталоны и жёлтые сапоги. На плечи при этом он мог накинуть зелёный плащ, отороченный мехом, украшенный галунами и шнурами. У лошадей его также была самая немыслимая и вычурная сбруя. Но его храбрость и умение сидеть в седле (в противоположность императору) искупали эти невинные театральные эффекты и недостатки».

      Mais revenons à nos moutons[7]. Да, мы жгли в Архангельском соборе костры, но нам нужно было тепло – обогреть себя и лошадей. И вообще, мы часто останавливались в церквах, монастырях, кирхах, костёлах, синагогах. И первой остановкой нашего императора после переправы через Неман стал монастырь. Спасаясь от разразившейся грозы, он укрылся в нём и только потом двинулся на Ковно. Попробуйте придумать что-нибудь лучшее для отдыха офицеров или для военного лазарета или же для содержания пленных, чем благоустроенная обитель. Русских пленных мы обычно держали тоже в церквах[8]. К тому же монастыри были укреплены со всех сторон. Кутузов мог бы организовать в них оборону, чтобы сдерживать наше наступление, но он предпочитал отступать, оставляя их без защиты. Думаю, русские во Франции тоже занимали бы монастыри и спокойно жили в них. Хотя, если помните, наш император превратил в сеновал церковь Saint Magloire, а ведь она построена в четырнадцатом веке! Однако, будучи в Москве, Наполеон приказал очистить православные храмы, в которых устроились наши кавалеристы, и вернуть церкви оставшемуся духовенству. После пожара город выглядел пустынным, но вскоре оказалось, что его покинули не все. Говорили, что тысяч десять жителей осталось. Вот ради них наш император и повелел очистить церковные здания.

      Что касается женских монастырей, то я слышал только об одном случае насилия. Это случилось в Болдинском монастыре, но, возможно, в какой-то другой обители. Когда мы с арьергардом проходили мимо обители, а она стояла примерно в одном льё справа от дороги, нам рассказали, что наши офицеры и солдаты после грабежа совсем не по-христиански, насильственным образом предавались любви с монашками[9]. Но мы это не одобряли.

      В другие церкви, не считая кремлёвских, мы с Жаном-Люком заходили редко. Несколько раз мы посетили нашу церковь святого Людовика. От взятия Москвы и до конца октября там служил аббат Adrien Surugue. Народу в церкви было мало, однажды после мессы он подошел к нам и сразу начал задумчиво жаловаться, что офицеры и солдаты не ходят в церковь. Действительно, в церкви не набралось бы и десятка офицеров, причем это были представители старых аристократических фамилий. Мы знали, что в Москве к концу октября умерло двенадцать тысяч солдат. Так вот из них, по словам Адриена Сюрюга, лишь двоих похоронили по христианскому обряду. Он еще добавил, что итальянцы, немцы, поляки, хорваты, португальцы чаще ходят в церковь и в целом отличаются большей набожностью,

7

Вернёмся к нашим баранам (фр.).

8

Действительно, во время войны многие храмы и монастыри были разрушены французами, о чём свидетельствует множество документов. Во время осады Смоленска ожесточенному обстрелу подвергся Авраамиевский монастырь. Одно пушечное ядро, ударив в стену алтаря, не разорвалось, а застряло в ней. После взятия монастыря он был обращён в лазарет, а оставшиеся монахи ухаживали за ранеными. То же самое было в Троицком монастыре Смоленска: храмы разграблены, унесены даже драгоценные покровы с престолов и катапетасмы – церковные завесы на Царских вратах. В братском корпусе был устроен лазарет. В Дорогобуже в храме Богоявления сохранилась уцелевшая в пожаре икона Божией Матери, под левой рукой Богородицы остался след от пули. Отверстие обложили серебряным кольцом с позолотой, памятная надпись же гласила: «Сия рана получена в 1812 году». В селе Покров Юхновского уезда французы не смогли сорвать с петель врата храма и пробили в дверях огромную дыру, через которую вынесли ценности. По изгнании французов прихожане перенесли эту створку в колокольню в память о событии. В селе Семлево Вяземского уезда французы ночевали в Свято-Духовской церкви, при этом сам Наполеон лежал в алтаре на престоле. Лошади также стояли в церкви. На иконах, с которых варварски ободрали драгоценные украшения, солдаты рубили мясо. По иронии судьбы на обратном пути Наполеон опять остановился в Семлеве. Его штаб разместился в алтаре, лошадей ввели в храм, а сам отступавший император выбрал верхний придел. Колочский монастырь Гжатского уезда был разрушен до такой степени, что богослужения возобновились в нём только в 1816 году. В Болдинском монастыре Дорогобужского уезда французы устроили лагерь для русских пленных.

9

Это не могло случиться в Болдинском монастыре, поскольку он являлся мужским. Здесь Марка-Матьё подвела память. Возможно, он имел в виду Иоанно-Предтеченскую женскую обитель в Вязьме, которую также основал преподобный Герасим Болдинский.