Сказка для Агаты. Елена Усачева

Агата быстро-быстро набивает текст.

      – Ты понимаешь, что так жить нельзя? Это ненормально! Люди так не общаются! Ты должна меня слышать! Ты должна меня слушаться! Если ты считаешь себя взрослой, то должна и вести себя по-взрослому. А взрослые отвечают за свои поступки и слова.

      Пальцы Агаты порхали по клавишам, из чуть сдвинутого наушника неслись басы.

      – Да пошла ты, – прошептала она, отправляя написанное.

      – Что? – Мама развернула к себе кресло.

      Мышка проехала по столу, наушники слетели, сбив челку. Холодный взгляд полоснул.

      – И голову вымой наконец! Когда ты последний раз была в душе?

      – Достала ты меня уже. Поняла?

      – Ты как с матерью разговариваешь?

      – Как она со мной, так и я!

      – Неблагодарная тварь! Я все для тебя сделала, а ты только врешь и хамишь мне! Если ты сейчас же не уберешь ботинки, то…

      За этим страшным «то» была бездна, чавкающая всепоглощающая темнота. И Агата ее услышала. Она чуть дернула сильно обветренными губами, в уголках рта кожица треснула.

      – То – что? – спросила она медленно. – Хочешь меня ударить – бей. Что ты еще можешь?

      – Убери ботинки, – не сказала – проклокотала мама.

      – Говорю же – достала ты меня. Надоела.

      Медленно, очень медленно Агата встала, обошла мать, вышла из комнаты. Мама замерла. Уберет? Повернула в ванную. Пошла в душ? Зашумела вода туалета. Оттуда – на кухню. Хлопнула дверца холодильника. Стукнул о стол нож.

      Агата появилась в дверях комнаты. В руке кусок хлеба с котлетой.

      – Ничего ты не сделаешь, поняла? – презрительно бросила она. – И хорош надо мной висеть. Ты же прохода не даешь – все лезешь и лезешь. Постоянно контролируешь! Задаешь свои вопросы. И вечно ты со своими дурацкими подозрениями!

      – Ты не ходишь в школу! Учеба – это главное! Если бы ты хоть на занятиях появлялась!

      – Ну, пойду я туда. Тебе легче станет? Нет! Ты все равно будешь из себя тут страдание разыгрывать!

      Это было ужасно. Ничего страшнее мама никогда не слышала. На негнущихся ногах она вышла из комнаты. Перед глазами все прыгало, свет вокруг лампы множился, дробился фантастической радугой. Ботинки… ботинки были на месте. Она пошла на кухню. На столе – батон, крошки, нож. Мама потянулась убрать хлеб в пакет, чтобы не заветрил, но стало вдруг все равно. При чем тут хлеб? Почему хлеб жалко, а ее нет?

      Потом она долго плакала в ванной. От бессилия. Понимала: она ничего не может сделать. Может только ждать. На день-два ее еще хватит, но не больше. В голове крутились и крутились обвинительные слова. Они были правильные. Агата должна вести себя по-человечески, она должна слышать, должна ходить в школу, должна ставить обувь на место, должна каждый день принимать душ.

      Должна!

      «Да пошла ты, – слышала мама в ответ. – Надоела!»

      Что она могла? Ругать Агату, бить ее, водить по врачам, ходить с ней за руку? Все было, было, ничего не помогло. Ничего не поможет.

      Мама вышла из душа. Тишина квартиры давила. За дверью Агаты тоже тишина. Там она, нет?

      Своя комната показалась старой и мертвой.