Пощёчина генерал-полковнику Готу. Сергей Трифонов

на секунду опешил, но будучи парнем не робкого десятка, взял её руку в свою и, чуть склонив голову, ответил:

      – Алексей. Алексей Гордеев.

      – Вам нравится Бах?

      – А вам? – вопросом на вопрос ответил Алексей.

      – Мне больше нравится Вивальди, – сделав смешную гримасу, ответила она. – Его музыка жизнерадостная, светлая, яркая. Как мой характер!

      Надя засмеялась и взяла его под руку. Мама Алексея, наблюдавшая картину знакомства сына с девушкой, ухмыльнулась и, проходя мимо, незаметно сунула в его карман пять сложенных трёхрублёвок. Мало ли, придётся девушку мороженым угощать. А, возможно, и шампанским. Алексей придержал мать за руку.

      – Мама, познакомься, это Надя.

      – Очень приятно, – улыбаясь, произнесла Анастасия Петровна, – вы очень милая девушка. Я, Лёшенька, домой, дел много. Если будешь задерживаться, позвони.

      Когда мать ушла, Надя сказала как-то загадочно:

      – Интересная у тебя мама. Красивая, стильная, с хорошими манерами. Сколько ей лет?

      – Сорок.

      – Никогда бы не подумала! Дала бы ей от силы тридцать.

      Она засмеялась, прижалась к нему и продолжила:

      – Я, честно говоря, подумала, наблюдая за вами в зале, что это твоя девушка. А сколько же тебе лет?

      – Восемнадцать.

      Она удивилась:

      – Не может быть! Ты выглядишь старше. Тебе вполне можно дать двадцать три. Слушай, а поедем в гости к моим друзьям! Они художники, у них весело.

      – Как-то неудобно.

      – Пустое, поехали.

      Надя помахала рукой и остановила такси. Выходившие вместе с ними из консерватории люди с недоумением глядели на юную пару, усаживавшуюся в такси. Большинству в то время это было не по карману.

      Пока ехали на Петроградскую сторону, Надя рассказала, что она единственная дочь очень известного в городе ювелира, что учится в Академии художеств, что ей двадцать один год. По пути заехали в гастроном. Надя попросила Алексея остаться в машине, а сама через десять минут вернулась, неся коробку с торчавшими из неё бутылкой армянского коньяка и двумя палками сырокопчёной колбасы, которую и в «Алексеевском» магазине можно было купить с большим трудом, выстояв день в очереди и отдав полсотни рублей. С тоской вспомнив о пятнадцати рублях в своём кармане, Алексей понимал: на оплату такси не хватит. Не спрашивая его, Надя расплатилась.

      Их первый вечер они провели весело. В мастерской художника собралась компания художников, скульпторов, музыкантов, поэтов… Все громко говорили, много пили, спорили, танцевали под граммофон, обнимались по углам, целовались… Здесь была какая-то иная, незнакомая Гордееву жизнь. Никто не говорил о политике, войне в Испании, о скудости советского бытия, голодном прозябании народа в провинции, о нараставшей волне арестов… Позже, побывав здесь неоднократно, Алексей понял, постояльцы просто старались забыться, на время оторваться, скрыться от суровых реалий сталинского режима. Все они жили