Я иду искать. Джослин Джексон

мою семью! – воскликнула мать. Она наклонилась к полицейскому и требовательно спросила: – Когда было сфабриковано это обвинение?

      Не сводя с меня глаз, полицейский ответил ей:

      – Сегодня утром. Его арестовали на месте за хранение наркотиков, но пришлось дождаться его матери, прежде чем начать допрос. Она не позволила ему давать показания. Потребовала адвоката.

      Я почувствовала, как голова судорожно дёргается вперёд-назад. Мамаша Тига наверняка была пьяна, потому что она пьяна почти всегда, и она терпеть не могла полицейских.

      – Мы выделили им адвоката за казённый счёт, но эти ребята и так по уши в работе. Они не такие, как ваш, – коп фамильярно указал большим пальцем на Митча, будто мы с ним были в сговоре.

      Я смотрела на копа, не в силах шевельнуться. Воспоминания разом навалились на меня, обрушились лавиной и придавили. Меня трясло.

      Я закрыла глаза. Ничего в этой комнате не имело значения. Только та ночь, та дорога, то потерянное время.

      Я попыталась сосредоточиться, заглянуть в колодец памяти, но больше ничего не увидела. Я так и не вспомнила, как вела машину – лишь жестокий поцелуй двух автомобилей. Не вспомнила, как выбралась из неё – только как стояла посреди дороги. Ага, я вспомнила вот что – у меня были ключи. Я села за руль. Я завела машину.

      Теперь говорил адвокат, и его спокойный голос казался очень далёким.

      – При чём тут её чувства к этому мальчику? Дело не в том, что она собирается его выгораживать. Дело в том, чтобы добиться правды, а правда в том, что моя клиентка пострадала ввиду действий мистера Симмса. Она видела, как погибла её соседка. Давайте не забывать, что мальчик дал ей наркотик и напоил её так, что вызвал угрозу алкогольного отравления. Она и сама пострадала в аварии. Она просто ничего не помнит.

      Я с трудом открыла глаза. Увидела направленный прямо на меня взгляд детектива. Он сказал:

      – Время проходит. Воспоминания возвращаются.

      Он был прав. Воспоминания возвращаются. Я вновь закрыла глаза.

      Я увидела, как моя рука поворачивает ключ зажигания, вновь ощутила приятное скользящее чувство, когда он, наконец, повернулся. Я была в таком оцепенении, что лишь теперь поняла, как болезненно мать сжимает мою ногу, мешая оттоку крови.

      – Больше ничего моя клиентка вам сказать не может, – произнес адвокат, но это была неправда.

      Я хотела говорить. Честно. Я хотела раскрыть рот и сказать: Мне кажется, Тиг прав. Но я не должна была. Я не имела права, хотя мой адвокат дал мне разрешение. А если мои воспоминания неверны? Я задавала себе этот вопрос в отчаянии. В молчаливом отчаянии. А если детектив вызвал у меня эти ложные воспоминания, рассказав о признании Тига? В конце концов, машина была его. У меня даже не было прав. Он должен был вести машину.

      Может быть, после того, как я повернула ключ зажигания, Тиг проскользнул за руль мимо меня, а я сдвинулась на пассажирское сиденье. Может быть, мы остановились, а потом поменялись местами. Конечно, если бы я была за рулём, полиция узнала бы. Выяснила бы. Я напомнила себе об этом, представив