Записки старого моряка. Калейдоскоп воспоминаний. Анатолий Васильевич Кондратьев

, комфортное тепло камину. Сухие поленья, которые он полчаса назад подбросил в огонь, уже наполовину прогорели. Поворошив витой, фигурной кочергой уже образовавшиеся угли, он поближе придвинул к камину уютное кресло-качалку. Неторопливо подошёл к настенному стеллажу, где стояла бутылка с любимым напитком, настоящим американским «Бурбоном» и, плеснув в стакан «на три пальца» ароматной жидкости, старик вернулся к креслу. Удобно расположился в нём, вытянул поближе к огню ноги и с удовольствием сделал глоток любимого виски. Где-то вверху, в дымоходе глухо завывал ветер. Вся эта обстановка: уют хорошо прогретой комнаты, потрескивание горевших в камине поленьев и, на контрасте, метель за окном, глухие звуки ветра в дымоходе, располагали к неге и спокойствию.

      Через минуту старик почувствовал, как алкоголь маслянистым теплом растекается по пищеводу и внутренне улыбнулся себе. У ног человека, рядом с креслом беспокойно заворочался во сне его маленький друг – цвергшнауцер, лежавший в классической собачьей позе сфинкса, положив голову на передние лапы. Во сне цверг поскуливал, временами даже повизгивал, переживая, видимо, что-то своё, собачье. Но вот он перевернулся на бок и непроизвольно вытянул все свои четыре лапы в сторону камина, поближе к теплу.

      – Что, Крис, дружище? … зябко тебе, к теплу тянешься? – с лёгкой усмешкой тихо произнёс Кондауров. Да, это был именно старый отставной капитан дальнего плавания Игорь Васильевич Кондауров.

      – увы, друг, постарели мы с тобой … почему так жизнь не справедлива? Почему так короток собачий век – пробормотал тихо Игорь Васильевич. …

      Ведь, казалось, совсем недавно, каких-то десять лет назад, Крис неугомонно и озорно носился ураганом по дому, оглашая комнаты задорным щенячьим повизгиванием, а теперь вот, старый и притихший, но всё такой же хороший и желанный, умиротворённо лежит на коврике, у ног старшего товарища.

      Кондауров отпил ещё глоток, отставил бокал на столик и, не удержавшись, протянул руку и погладил верную собаку. Не открывая глаз, цверг, почувствовав человеческую ласку, сладко потянулся и, как показалось старому моряку, улыбнулся во сне.

      – Спи-спи, дружище, … у тебя такая работа, … радовать людей своим существованием.

      Кондауров взял со стола недочитанную книгу и откинулся на спинку кресла, занимая удобную позу. Это был сборник научно-фантастических рассказов «Миры Клиффорда Саймака». Игорь держал её в руках, однако к чтению приступать не торопился. Его внимание переключилось на звуки снежной бури за стенами дома.

      Они невольно напомнили ему то время, когда он стоял на мостике траулера и с тревогой вглядывался через стекло иллюминатора в бушующий океан. Сейчас, сидя в уютной, комфортной обстановке, он, нет-нет, а возвращался к тем далёким славным «боевым» временам. Фрагментарно его сознание самым немыслимым образом выхватывало целыми кусками эпизоды из прошлой жизни.

      Вот он «штормуется» в зимнем Баренцевом море, готовит к повороту обледеневший траулер.

      А вот, уже в Тихом океане, на промысле ставриды в ЮВТО (Юго-восточная часть Тихого океана) в ожидании улучшения погоды в районе «ревущих сороковых», на «неистовых пятидесятых» третьим штурманом пробирается на верхний мостик, чтобы замерить силу ветра анемометром.

      Вдруг, совершенно неожиданно, словно «машиной времени», сознание перенесло его в далёкий 1975 год, когда первокурсник кадет Кондауров во время плавательской практики на барке «Крузенштерн» попал в свой первый шторм в Северном море. Старик невольно улыбнулся, вспоминая своё «оморячивание». И шторм-то, не бог весть какой, не более 4-5 баллов по шкале Бофорта, но ему и этого тогда хватило.

      Весь зелёный, на ватных ногах во время парусной вахты на палубе парусника, «салага» Кондауров то и дело перегибался через фальшборт судна, «отдавая рыбам» недавний обед. Его «травило» по-чёрному. Правда, не только его одного, но от этого было не легче. Голова была словно из чугуна, а мышцы рук и ног словно из ваты. Хотелось просто лечь на палубу, ни о чём не думать, а ещё лучше, просто умереть. Выбрав укромное непродуваемое место за надстройкой шкафута, молодой парень обессилено уселся на палубу и закрыл глаза, чтобы не видеть на фоне штормовых волн, ритмично подымающиеся и опускающиеся борта парусника. Однако, боцман фок-мачты, к которой был приписан кадет, и здесь высмотрел «сачка». От острого взгляда бывалого моряка не ускользнуло состояние «салаги».

      – Так, Кондауров, хорош прохлаждаться. Встал, и за мной!

      Нехотя, с большим трудом, пересиливая себя, Игорь поднялся, и на ватных ногах поплёлся за боцманом. Тот привёл его под полубак судна. Из боцманской кандейки (служебное помещение), поковырявшись в куче разных «полезных» вещей, он вытащил пустую пятилитровую банку из-под нитрокраски и вручил её, почти торжественно, курсанту.

      – До конца вахты очистить банку так, чтобы её внутренние стенки блестели, как у кота яйца… Уяснил, … студент?

      Здесь, под полубаком судна, укрытый от ветра и брызг курсант Кондауров подобрав соответствующий инструмент – скребки, металлические щётки, принялся за дело. Оборотной стороной укромного и относительно тихого места было то, что оно совершенно не продувалось