Повелительное наклонение истории. Олег Матвейчев

Заметим, иных теорий, которые бы показывали, как все жертвы мировой истории могут быть искуплены, кроме теории Федорова, основоположника русской философии, до сих пор не было предложено ни в России, ни на Западе.

      Теперь возьмем другую тему, которая накладывается на эту. Рост промышленности и богатства привел к взрывному росту населения. Ортега-и-Гассет описал это как «восстание масс».

      Конкуренция за место под солнцем увеличивалась не только в Европе, но по всему миру, и зазвучали слова о перенаселении планеты. Вспомним творения того же Мальтуса и социал-дарвинистов, говорящих о «естественном отборе» и скорой смерти человечества от перенаселения. Мальтузианство и социал-дарвинизм на самом деле опровергаются простым указанием на то, что каждый родившийся человек в гораздо большей степени производитель, чем потребитель, и в долгосрочной перспективе перенаселение ведет к благу человечества. Но тогда этого не знали и были в ужасе от мрачных алармистских прогнозов.

      Вернемся теперь к нашему примеру с маньяком и поставим вопрос иначе: никто ни на кого не нападает, но складывается ситуация, когда ресурса для жизни не хватает на двоих. Кто должен умереть, ведь у каждого есть права и свободы и все равны? Если во время кораблекрушения в шлюпке останется одно место, кому его нужно отдать? Логика тех, кто выступал за неравноценность человеческих свобод, за то, что нужно смотреть на качество, здесь проста: нужно, чтобы выжил ценнейший и цивилизованнейший. Другие говорят: «просто сильнейший» и, тем самым, оправдывают войны как способ решения такого рода теоретических споров о свободе на практике. В конце концов, цивилизованность и качество ничего не стоят, если они не дают силу в войне. Значит, война и решает, кто матери-истории более ценен.

      В конце XIX века различные публицисты вводят термин «жизненное пространство». Он означает необходимое пространство для выживания и размножения индивида или народа, и это пространство не равняется самому индивиду. Человек – это не его тело, это целый мир человека, без которого он не может существовать. То есть его свобода не может заканчиваться там, где начинается «кончик чужого носа», она простирается дальше, где возможно, есть чужие носы. Пространства не хватает, поэтому свободы сталкиваются. Неважно, нападает на меня кто-то или нет, как в примере с маньяком. Реально он убивает меня уже тем, что живет, дышит моим воздухом, пьет воду моих детей, занимает рабочее место, которое может принадлежать моим братьям, вмешивается и портит культуру моего народа и так далее. Каждый родившийся где-то негр или индеец потенциально отнимает землю, на которой могли бы жить мои внуки, и тем самым он убивает их. Он уже напал на меня хотя бы тем, что он вообще есть. А значит, я могу убить его уже сейчас, и даже лучше, если это будет сейчас, чтобы не ждать, когда они размножатся и станут сильнее.

      Это уже чистая логика фашизма и именно так писали многочисленные публицисты начала XX века, которых читал молодой Гитлер. Гитлер не думал, что призывая