Красные курганы. Валерий Елманов

то, что вы обдираете мой народ как липку, не оставляя даже малости на собственное пропитание?»

      Спросить громко и звонко, чтобы слышал не только этот окровавленный гость, но и все, кто здесь присутствует. Может, он так и сделал бы, но понимание того, что вместе с ним озверевшая толпа в клочья разорвет и брата Петра, удержало его от самоубийственных фраз. А еще надежда на то, что придет светлый час, когда не останется ни одного некрещеного лива, лита, лэтта, семигалла и прочих, после чего тяжкий гнет над его соплеменниками непременно должен будет ослабнуть.

      И он только деликатно поправил:

      – Я – лэтт.

      – Все вы… – Рыцарь, не договорив, вновь закашлялся, ноги его подкосились, и он рухнул на холодный пол, застланный свежей соломой.

      – Унести, – распорядился епископ. – А вы помогите ему прийти в чувство, – обратился он к Петру и Генриху.

      Мозг его, как и всегда в критические минуты, заработал с молниеносной быстротой, откидывая ненужное. Потому он и сообразил немедленно под благовидным предлогом удалить своих людей из залы, дальнейшее пребывание в которой становилось для них весьма нежелательным. Да что там – смертельно опасным.

      Тут же, не давая никому опомниться, он, повелительно указывая на пустующие столы, громко заметил хозяевам Гольма:

      – Пока меня не будет, надо бы как следует накормить гостей. Вели подать на столы, Конрад. Да и вина не позабудьте, Карл, – после чего произнес, обращаясь ко всем остальным: – На дворе уже стемнело, и до утра все равно мы ничего сделать не сможем. К тому же многое еще неясно. Сейчас я попробую привести раненого в чувство и как следует расспросить его, после чего немедленно вернусь.

      – Да чего тут расспрашивать?! Нужно немедля спешить к Кокенгаузену! – возмутился Рудольф из Иерихо. Его, как владельца замка, больше всех прочих обуревала жажда действовать, причем действовать немедленно.

      – Да, – пробасил фон Мейендорф, которого продолжала терзать тревога за Гернике. Но тут в залу на огромном блюде внесли целиком запеченного молочного кабанчика, и он, сглотнув обильную слюну, закончил свою фразу совсем в ином ключе: – Хотя… может, так и впрямь будет лучше. Ночью не больно-то повоюешь, – примирительно заметил он Рудольфу. – К тому же, – это он произнес, уже отрывая заднюю ляжку кабанчика, – я как-то не привык воевать с пустым брюхом и не опрокинув шесть-семь чаш доброго вина.

      Слуги нескончаемой чередой вносили все новые и новые блюда, так что изрядно проголодавшиеся рыцари громким чавканьем выразили свое абсолютное согласие с фон Мейендорфом. Рудольф окинул сумрачным взглядом своих соседей, хотел было сказать что-то резкое, но затем сдержался, решив, что скорее всего и впрямь лучше дождаться возвращения епископа.

      А епископ остановился у самого выхода, обернулся и не очень громко, но отчетливо произнес, пристально глядя на другого Рудольфа, прибывшего из Стотлэ:

      – Ты грозился побить русичей, рыцарь? Я думаю, что совсем скоро у тебя будет возможность померяться с ними силой.

      Не