Неопознанный ходячий объект. Татьяна Полякова

хорошо. Мне на работу прорваться надо. Предупредить, чтоб не ждали, и все такое. Еще и причину надо придумать… Хорошо бы творческую командировку.

      – Думаю, ты преувеличиваешь. Не будет тебя Ромка целыми днями выслеживать. А на звонки не отвечай, попроси кого-нибудь брать трубку и спрашивать, кто тобой интересуется.

      – Как же, с твоим Ромкой этот номер не пройдет, – покачала головой подружка.

      – Не драматизируй, – нахмурилась я, – он обзвонит всех наших и угомонится, будет названивать на мой сотовый, пока я не отвечу.

      – А ты когда отвечать думаешь?

      – Дня через два, – трезво оценивая свои силы, заявила я.

      Но вскоре стало ясно – двумя днями никак не обойтись. К тому моменту Роман Андреевич развил бурную деятельность, буквально терроризируя моих подруг. Когда позвонила Верка с рассказом, как Ромка ворвался к ней в магазин и учинил форменный скандал, я расстроилась. А после четвертого звонка уже пылала праведным гневом и поклялась, что подобные выходки очень дорого ему обойдутся, и увеличила срок до недели, а потом в приступе отчаяния и до двух недель. Тут Женька меня остановила, посоветовав не увлекаться.

      Мы взяли такси и поехали к Людкиным родителям. Сама Людка поджидала нас, сидя на балконе. Она вручила нам ключи и уехала, так как торопилась в детский сад за дочкой, а мы с подружкой сели пить чай на кухне. Разговаривать мне не хотелось, и я по большей части молчала, время от времени односложно отвечая на Женькины вопросы.

      – Чего нос повесила? – спросила она.

      – А чему радоваться? Из дома я через балкон сбежала, и теперь у меня даже одежды нет.

      – Я тебе свою одолжу, – осчастливила меня Женька, а я закатила глаза, демонстрируя бурный восторг и заодно пытаясь вспомнить, что из Женькиных вещей я могла бы надеть без того, чтоб самой себе не казаться чокнутой. Вкусы у Женьки такие, что облачиться в ее тряпки мог только человек совсем отчаянный. Подружка с синим цветом волос чувствовала себя совершенно естественно, а одеваться предпочитала «оживленно», причем до такой степени, что в глазах рябило.

      В общем, жизнь не особенно радовала не только меня, но и Женьку. Мы попробовали смотреть телевизор – не помогало. Порылись в чужой библиотеке, в основном состоящей из любовных романов. Подружка выбрала «Джейн Эйр» и стала читать роман вслух. Наверное, ей стоило остановиться на другом произведении. Вместо того чтобы отвлечься и на некоторое время забыть, с какой такой стати я сижу в чужой квартире и тоскую, я вдруг мысленно вернулась к нашей с Романом Андреевичем совместной жизни, и она мне показалась чистым сахаром. И чем дальше Женька читала, тем сахарнее она становилась, так что сам Роман Андреевич представлялся мне прекраснейшим молодым человеком без намека на недостатки, душевным, чутким и страдающим из-за моей черствости и нежелания его понять. Я совершенно неожиданно заревела, потому что теперь сидение в чужой квартире казалось не только глупым, но и преступным (это ведь преступление – разбить сердце достойнейшему человеку), и Женька вдруг тоже заревела, обняла меня и сказала:

      – Вот