Обречен на смерть. Тони Кент

скромности? – засмеялся Майкл.

      – Только этого!

      – Что вас так развеселило?

      Все еще смеясь, Майкл с Сарой подняли глаза и увидели, что Энн спускается по лесенке с новой бутылкой вина.

      Майкл поднялся с места и пошел ей навстречу.

      – Смена планов. – Постаравшись, чтобы голос звучал беззаботно, он протянул руку и взял у нее бутылку. – На сегодня хватит бухать. Я веду своих девочек куда-нибудь поесть.

      – Я не голодна, Майки, – запротестовала Энн. – Давай останемся в саду, тут так хорошо.

      – Меня это не волнует, – ответил Майкл. – После того, какой день мне выдался, я умираю от голода, и я терпеть не могу есть в одиночку. Так что собирайся. Выходим в десять.

      Пятнадцать

      Адам Блант и не пытался подавить улыбку, когда новости закончились.

      Он смотрел один и тот же репортаж уже четвертый раз.

      Поначалу он был потрясен, услышав известие. Но стал смотреть повторно уже удовольствия ради. И это развлечение ему все никак не надоедало.

      «Я мог бы слушать весь день напролет», – усмехнулся он про себя.

      Блант ненавидел Филиппа Лонгмана почти двадцать пять лет, хотя познакомились они за годы до того. В самом начале судейской карьеры Лонгмана. Когда тот еще был восходящей звездой правового мира. Блант знал об этом задолго до того, как встретил Лонгмана вживую. Чего он не знал, так это того, что Лонгман еще и чопорный ханжа, обожающий читать нравоучения. По крайней мере, таким Блант его помнил. Правда это или нет, они, бесспорно, питали друг к другу сильнейшую неприязнь.

      Каждый раз, как Блант появлялся в суде Лонгмана, он подвергался критике. И эта критика ранила. Не эмоционально – Бланту насрать было, что Лонгман о нем думает, – но профессионально. Постоянные нападки со стороны столь уважаемого судьи не могли не нанести ущерб. Однако Блант не сломался. Избитый и окровавленный, он стойко переносил их. До самого последнего процесса, во время которого Лонгман зашел дальше, чем обычно, и разрушил первую карьеру Бланта.

      Блант так и не смог это забыть. И никогда не простит.

      В последующие годы их пути пересекались лишь изредка. Как солиситор Блант так и не поднялся выше жалоб клиентов, пострадавших от несчастного случая, поэтому ему нечасто выпадало достаточно серьезное дело, чтобы предстать перед судьей такого масштаба, как Лонгман. Тем более что статус того неуклонно рос. Однако Бланту все равно то и дело приходилось бывать в суде Лонгмана.

      И каждый раз, как он там оказывался, к нему возвращались воспоминания. С каждым разом он ненавидел судью все сильнее. Потому-то он и ухмылялся сейчас про себя, с мрачным удовлетворением слушая репортаж об убийстве Лонгмана.

      «Надеюсь, старый хрен мучился», – подумал он, должно быть, в сотый раз за день.

      Но радость была недолгой: уже через минуту ее прогнала знакомая колющая боль в животе. Она отвлекла Бланта от наслаждения новостью, как отвлекала от всего остального. Боль была непостоянной. Иногда она стихала. Иногда лекарства действовали. Но чаще всего она была с ним, в равной