Лагерный пахан. Владимир Колычев

что сладкий фраер жил в собственном доме, на Линейной улице, у реки, в районе железнодорожного моста. Ни жены, ни матери – сам по себе, бобыль-бобылем. Хотя женщины в его жизни случались, наводчица Ирка – явный тому пример. Но бабы не так опасны, как овчарка во дворе – на охране. Забор невысокий, за домом пышный сад, окна без решеток…

      – Хату ночью надо делать, – веско сказал Трофим.

      – Так сладкий в хате будет, может помешать.

      – Не помешает. Захомутаем и в погреб, делов-то…

      – Ага, делов то на рубь сорок пять… Сто сорок четвертая статья меня больше устраивает.

      Трофим не мог не согласиться с Петрухой. Уж лучше влететь за кражу, чем за грабеж: чем легче статья, тем меньший срок схлопочешь.

      – А ты не думай о статье, – свысока глянул он на своего дружка. – Ты думай о том, как хату выставить. По уму все сделаем, не влетим. А дергаться начнем, точно втяпаемся… Ночью пойдем.

      – А псина? Ее ж на ночь отвяжут.

      Трофим ненадолго задумался.

      – А ты кино про пограничников когда-нибудь смотрел? Видал, как там собак тренируют?

      – Как?

      – А тулуп драный достань, увидишь.

      – Будет тулуп.

      – Ну и пика нужна, само собой. Пса валить надо.

      – Надо так надо, об чем базар.

      – Ну, тогда давай за удачу!..

      Трофим плеснул в стакан себе и подельнику. Дело вовсе не безнадежное, так что есть основания надеяться на успех.

      – Бабла срубим, в кабак завалимся, – мечтательно протянул Петруха.

      – Кабак – дело святое, – кивнул Трофим.

      Ресторан – это не просто заведение, где можно выпить, закусить и снять бабу на ночь. Ресторан – это символ блатного фарта, если не сказать, смысл воровской жизни. Кабак – это песня вольной души. Если ты можешь позволить себе шикануть в ресторане, значит, все у тебя на мази, значит, не зря ты живешь на этом свете. А если с тобой еще и козырная красотуля, значит, жизнь конкретно удалась…

      Трофим мечтательно закатил глаза. Будут у него деньги, охмурит он Кристину – они еще спляшут свой карамболь в лучшем московском кабаке…

      Он думал, что не застрянет на малине, но домой он пришел на четвертые сутки, в похмельном угаре, с тяжелой головой. Трофиму хватило ума закрыться в своей комнате и завалиться спать.

      Проснулся утром, глянул на себя в зеркало. Кошмар. Отекшее лицо, свинячьи глазки, щетина в женский ноготь длиной. Брюки в винных пятнах, рубаха мятая, да еще и без пуговиц – кажется, в припадке пьяного бахвальства он рвал на себе одежду. Надо же было так ужраться… Матери дома не было, в это время она обычно шаталась по улицам, очищала их от пустых бутылок. На табуретке у двери стояло пустое ведро – нет воды, ни помыться, ни побриться. А перышки надо начистить: женщины замарах не жалуют…

      Кристина застала его в самый неподходящий момент. Он стоял у окна на кухне, дожидаясь, когда закипит чайник. Сначала он увидел ее отражение в стекле, затем уловил аромат духов. Разволновался, но так и остался стоять на месте, даже не повернулся к ней. Пусть думает, что он ее не заметил. И пусть