Ограбить Императора. Евгений Сухов

руководствуясь в первую очередь патриотическими соображениями, сразу после начала боевых действий Фаберже перевел все свои средства из Западной Европы. До войны учреждение замыкало тройку крупнейших финансовых институтов империи, имевших более ста филиалов по всему миру. Планировалось, что в семнадцатом году банк сольется с Международным и Русским торгово-промышленным банками. Однако этого не произошло. Едва ли не сразу после октябрьского переворота «Русский для внешней торговли банк» был национализирован большевиками. Не однажды Карл Густавович наблюдал ужасную сцену, как по утрам к банку выстраивалась длиннющая очередь из прежних вкладчиков в надежде спасти хотя бы крохи былого состояния. Оживление, столь присущее этому банку в прошлые годы, разом сошло на нет, парадный вход был пуст и уныл, а те немногие, что проходили в здание, вряд ли принадлежали к заводчикам и промышленникам.

      Из-за здания вышел мужчина лет сорока, в котором Карл Фаберже узнал Валерьяна Ерощука, уволенного работника. Тот никуда не спешил и, опершись спиной о стену, смотрел на ювелира. Внутри неприятно зашевелились опасения: «Что же ему от меня надо?»

      – Карл Густавович, – услышал Фаберже рядом чей-то голос.

      Повернувшись, он увидел молодого мужчину лет тридцати пяти в обыкновенной гимнастерке без погон и до блеска начищенных сапогах. Он не сразу признал в нем приятеля своего старшего сына Евгения, Аркадия Старыгина. Происходивший из семьи военных, Аркадий не сомневался в своем дальнейшем выборе и поступил в юнкерское училище, которое окончил незадолго до Русско-японской войны, и после службы в лейб-гвардии был направлен в Маньчжурию, откуда вернулся после двух ранений и с орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом. На Первую мировую он отправился одним из первых, отклонив всякие протекции по трудоустройству в Генеральном штабе. За время войны он трижды побывал в краткосрочном отпуске, не позабыв наведаться в гости. И Фаберже всякий раз удивлялся переменам, происходившим как в его внешности, так и в характере. Румянец на его щеках спал и зарос густой русой щетиной, голос значительно погрубел, в нем появилась хрипотца, какая случается лишь от крепкого табака и холодного спирта. В последний раз на его плечах были погоны подполковника, но быстрая карьера, как нередко случается во время войны, его совершенно не радовала. Он выглядел уставшим, каким бывает человек, много переживший и немало испытавший.

      Теперь Карл Густавович подивился в очередной раз – Аркадий предстал перед ним в обыкновенной солдатской выцветшей гимнастерке.

      – Аркадий? – невольно удивился Фаберже.

      – Он самый, Карл Густавович. Узнали?

      – Ты изменился.

      – Зато вы совершенно не меняетесь. Вижу, вы удивлены? Хотя в наше время еще и не такие превращения случаются. Сейчас я красногвардеец и вот что хочу вам сказать, могло быть еще хуже. Большая часть офицеров, с которыми я прежде служил, была расстреляна по решению солдатских комитетов.