Дни Солнца. Андрей Хуснутдинов

не видела вещи глупее. К Антону она решила не идти. Дорога домой вела через парк. Не дойдя до арки, венчавшей стриженые заросли, она остановилась, чтобы достать застрявший в сандалии камешек, и увидела во дворе черную машину с черными окнами и каких-то молодых людей, которые прогуливались возле детской площадки. Ненадолго она так и замерла, опустившись на колено. К себе, к своим вдруг обособившимся чувствам она прислушивалась точно издали: стоял поздний вечер, парило после грозы, и не было ничего удивительного в том, что каким-то парням вздумалось подышать воздухом. Вытащив камешек, она забросила его щелчком под арку, развернулась и пошла обратно. Что-то как будто вызревало в ней. С усмешкой она вспоминала Антона, представляла его лицо и крепких парней за спиной. Так, не думая, даже не глядя впереди себя, она возвращалась к дому Майи и опять встала вовремя. Ее остановил собачий лай. Крепких парней на этот раз она не увидала, но королевский дог, которого выгуливали во дворе, с ненавистью, взрывным басом, облаивал второй подъезд, как раз тот, в котором жила Майя.

      Всюду в окнах горел свет, уличные фонари плавились в синеватой мгле. Присмотревшись, еще можно было разглядеть густое небо на западе, но темнота, оттесняемая электричеством кверху, забивала его сумеречную синеву. Диана пыталась не думать о том, куда ей теперь идти, гнала соблазнительную мысль о полицейском свинстве, об ужасе стыда, когда вдруг тебя начинают подозревать бог знает в чем. С наслаждением, как конфету, она перекатывала эту мысль в уме, пока не заплакала. От слез полегчало, но ненадолго: вытерев глаза, она увидала чудовище. Обдавая зноем из раскрытой пасти, перед ней покачивался на длинных ногах пятнистый зверь с выпущенным, похожим на жеваный галстук языком и озорно смотрел ей в глаза.

      – Денди! – позвали из двора.

      Бросившись на зов, чудовище стрельнуло песчинками из-под лап и исчезло. Диана сглотнула слезы и прокашлялась.

      Как затем очутилась у детского сада, она не помнила. Она пришла в себя среди безлюдной, как сновидение, улицы. Держа зонт под мышкой, она осматривалась на ходу с чувством пьяной, предобморочной легкости. Она помнила эту улицу и в то же время не могла узнать ее. Она шла, не сбавляя шаг, но уже чувствовала, каким легким все делается внутри ее. Длилось это бог знает сколько, и она была опять не она, а кто-то шедший впереди нее. И не у нее, а у этого кого-то стали расти под ногами облачка крошащегося асфальта, у этого кого-то, а не у нее хватило ума и сил броситься навстречу выруливавшей черной машине, затем перемахнуть через калитку, приземлиться на цветочную клумбу и отползти в кусты. Себя она поймала на сложном движении, которое вырвало из руки зонтик – кувыркаясь, тот полетел обратно через калитку, – вжало ее в мокрую землю и заставило считать секунды: «Раз… два… три…».

      – Ну? – спросила она неизвестно у кого.

      Ответом был чудовищный грохот, поддернувший землю, словно скатерть. Краем глаза она видела, как в гаснущем воздухе взвешиваются и начинают опадать какие-то пылающие клочья. Ошалев от ужаса, она поползла вглубь сада. На пути ее вырастали дымящиеся куски жести, резины, обломки ветвей. Лужа, которую