Пирамида. Леонид Леонов

совсем… просто машинка зажигать печку, трубку, костер… вам нравится? Берите, теперь это ваше.

      Он не преминул подарком закрепить намечавшееся сближенье, хотя благодарное дымковское оживленье и нельзя было считать начатком дружбы. Близилась пора расставаться по меньшей мере на сутки, а предполагаемый компаньон не выразил пока согласие на участие в операции по спасению человечества. И, чтобы не оставлять ненадежного парня наедине с укорами совести по поводу обманутых старо-федосеевцев, старик с ходу переключился было на программу их дальнейших, отныне уже совместных действий, но после того нечеловеческого монолога силы то и дело покидали его, и всякий раз, как останавливался слизнуть очередную крупинку чего-то, в полной красе представала перед ним фантастическая конструкция задуманной липы; впрочем, увлеченный освоением пленительной безделушки, Дымков вряд ли вникал в расползавшуюся стариковскую речь.

      Некоторые, с миросозерцанием связанные сомнения насчет природы наблюдаемого феномена мешали выбрать окончательную тактику в отношении его носителя.

      – Кстати, из-за плохого слуха немножко не дослышал вашу фамилию… простите, как вы сказали, Дымков? О, проклятый склероз: ведь я же собирался спросить про адрес… – поправился он на тот случай, если бы Дымкову еще до завтрашней встречи понадобилась его помощь.

      Все это время тот с детским упорством чиркал зажигалкой, не мог наглядеться досыта на укоротившийся, погрязневший огонек, пока перестала рождаться искра, а следом остановилось и колесико.

      – Больше не горит… – пожаловался Дымков вместо ответа, и достойное юного Гаутамы невинное огорчение, прозвучавшее в последующем вопросе, отлично рисует его девственное состояние на старте, откуда впоследствии стал он набираться ума и житейского опыта. – Это он умер?

      Старик Дюрсо покровительственно протянул руку:

      – Дайте мне сюда, я его вылечу.

      – Но завтра вы вернете? – противился тот, пока старик не успокоил его доверительным признанием, что он и сам до некоторой степени волшебник.

      – Правда, не совсем полный, – тотчас оговорился он. – Но я не виноват, у меня сложилась тяжелая жизнь. Когда в больнице, где я лежал с прокушенной ногой, то немножко занимался черной магией. Волшебник Элифас Леви, не слышали?… Энхиридион папы Льва, Клавикул царя Соломона… все это я прочел взад-вперед. Отсюда меня не устраивают черные ящики с двойным днищем для лилипутов плюс к тому складные лиловые букеты или другая манипуляция для детей, когда стыдно выходить на поклон. Оскорбительно для подлинного цирка, если джентльмен в крахмальном гарнитуре делает на манеже яичницу в цилиндре под чечетку или балаганный куплет… И сам Калиостро интересует меня меньше, как Аполлоний Тианский или этот толстяк Агриппа, но с моей подмоченной анкетой этого нельзя, чтоб не получилась классовая вылазка… Все было и все прошло, но кое-что осталось… показать? – И безо всякого труда извлек из