Рецепт от Фрейда. Ирина Градова

не так уж и хороши.

      – Не скажи! – покачала головой Нина Игнатьевна. Она до сих пор не пропускала ни одной премьеры – после смерти супруга театр остался ее единственной отдушиной. – Тебе что-то конкретное нужно?

      – Помнишь, ты потащила меня в филармонию на концерт скрипача-вундеркинда?

      – А-а, что-то припоминаю… Это когда мы с отцом пытались заставить тебя не бросать уроки фортепьяно?

      – Так ты сделала это, чтобы я продолжала занятия?!

      Мать тихо рассмеялась.

      – Ну, получилось же? Ты закончила-таки музыкальную школу!

      – Только вот великой пианистки из меня не вышло, – ухмыльнулась Неля. – Что ни говори, а помимо чугунного зада, необходима хотя бы искра таланта, которого у меня, увы, не было и в помине!

      – Ты с тех пор хоть раз за рояль садилась?

      – Пару раз.

      – Между прочим, у тебя неплохо получалось!

      – Ключевое слово – «неплохо», ма. В своем деле надо быть лучшим или хотя бы одним из лучших.

      – Так тебе та самая программка нужна? – уточнила мать, роясь в бумагах. – Она вроде даже подписана: ты тогда подошла к тому мальчику и попросила автограф.

      – Думаю, я была не первой, кто это сделал: дети «индиго» рано привыкают к славе.

      – Ну, не скажи – он так на тебя смотрел…

      – Мам, ему тогда сколько, лет двенадцать было?

      – Наверное. А ты была чуть постарше… Господи, неужели помнишь? Это ведь сколько лет!

      – Нашла! – взвизгнула между тем Неля, сжимая в руках заветную программку. – Вот, Максим Рощин, скрипач… Фото нет, какая жалость!

      – Да зачем тебе фото? С тех пор двадцать лет прошло. Даже если бы ты встретила этого парнишку, все равно не узнала бы!

      – Не факт, не факт, – едва слышно проговорила Неля, вертя в руках программку. Действительно, узнать во взрослом мужчине мальчика практически невозможно, но Неля была уверена, что не ошиблась. Она отлично помнила тот вечер, когда подошла к сцене с букетиком чахлых гвоздик и, запинаясь на каждом слове, попросила у юного гения автограф. Издали он казался серьезным и очень важным, потому что музыканты из оркестра вели себя с ним как с равным. Однако, едва высокая, нескладная девочка пролепетала свою просьбу, лицо мальчика осветила широкая улыбка, и он, спросив ее имя, размашистым почерком накорябал: «Неле от Максима на добрую память!» Неля обратила внимание на его глаза – темно-зеленые, как болотная вода. Редкий цвет, но не его, а выражение этих глаз она запомнила. Они смотрели сосредоточенно и в то же время мечтательно, словно их обладатель еще не вышел из образа и растерялся, неожиданно обнаружив, что находится в окружении восхищенных слушателей.

      – Я все-таки не пойму, зачем тебе понадобилась старая программка, – сказала Нина Игнатьевна. – Что за таинственность?

      – Да какая таинственность, мам, – передернула плечами девушка. – Кстати, ты не в курсе, этот Максим Рощин еще концертирует? Или вырос и забросил свою скрипку?

      – Не знаю. Частенько вундеркинды, вырастая,