Приданое для Анжелики. Франсуа Деко

еще нет, а монастырь ее уже не опекает. В каждом городке на пути этой девчонки сидит свой отец-инквизитор.

      «Главное, правильно объяснить ситуацию, – решил падре Хуан. – Надо и приплатить немного».

      Провинциальные инквизиторы были бедны. Они даже мечтать не могли о тех доходах, какие получал он. Так что единственной препоной становился сопровождающий, которого ей назначат на время пути. Но ему тоже не было особого дела до этой особы. Лишь бы иметь бумагу о том, что он ее передал официальному лицу, а настоятелю или отцу-инквизитору – не суть важно.

      Падре Хуан на мгновение представил, что Анжелика Беро уже нет, все ассигнации, не внесенные в опись, принадлежат ему, и сердце его зашлось. Благодаря этим деньгам он мог преодолеть массу препон и рывком войти в число первых людей города.

      «Господи, помоги мне, если на то будет воля Твоя!»

      Где-то к вечеру четвертого дня Анжелика почувствовала, что монашки ее приняли. Началось это на кухне, когда она, стараясь не содрогаться от омерзения, терла огромный котел, покрытый пригоревшей коркой.

      – А какая она, Мартиника? – осторожно поинтересовалась Анна, единственная сестра, знавшая французский язык.

      Анжелика бросила на нее короткий взгляд и ясно увидела, что ответа ждут все.

      – Остров, – не отрываясь от работы, проронила она. – Чужих там никого нет, только мы и негры. Еще метисы.

      Она не знала, в какую категорию отнести метисов. Дети черных женщин от белых отцов не работали на плантациях, были свободны, однако в общество их не принимали.

      Монашка перевела услышанное, и по всей кухне пошел гул. Сестры обсуждали то, что узнали, уже на испанском.

      – А как на Мартинике выходят замуж? Так же, как и у нас?

      Анжелика улыбнулась. Она понятия не имела, как выходят замуж в Испании. Ее насмешило то обстоятельство, что этим вопросом интересуются женщины, принявшие обет безбрачия.

      – Кто как. Мы, белые, – по-христиански, в церкви.

      Анна тут же затараторила на испанском. Она переводила, а Анжелика почувствовала, что на ее глаза наворачиваются слезы. Она не могла спокойно думать о доме.

      – У черных парень дарит матери девушки что-нибудь ценное, – стараясь не всхлипывать, продолжила послушница. – Нож, например.

      Надзиратели отнимали у рабов ножи, неважно каких размеров. Поэтому именно такой подарок у черных считался лучшим для женщины.

      Парни со всей округи знали, что Анжелика обеспечена буквально всем. Они приносили ей раковины – огромные, прекрасные.

      – И все? – удивилась Анна.

      – Да, – протянула Анжелика, не выдержала и разревелась.

      К ней тут же кинулись сестры, начали утешать, вытирать слезы грубыми, пахнущими ветхостью подолами, хлопать по плечам, обнимать. Чем больше они ее утешали, тем безнадежней она рыдала.

      – Я замуж должна была выходить, – выкладывала девушка все, что накипело у нее на душе. – В Париже. А меня загнали сюда! На четыре года.

      Тогда уже захлюпали носами все монахини.

      А