Приговоренный. Валерий Еремеев

ли он в этом составляемом списке. Даже если и так, его это беспокоило мало. Забавляло скорее.

      – И все-таки я бы не сбрасывал со счетов его сыночка, – посоветовал он, после чего вышел на улицу, чтобы попытать счастья в доме напротив.

      Двери в воротах, стоило ему позвонить, открылись почти сразу, но дальше дело не двинулось. Это был всего лишь сторож, заявивший, что хозяева в отъезде, а без них он никого из посторонних в дом не пропустит.

      – У вас ведь установлены камеры наружного наблюдения?

      – Ну, допустим.

      – Мне нужно просмотреть ночную запись с той камеры, которая снимает дорогу перед воротами. Это очень важно. В доме напротив произошло двойное убийство.

      Выразив сожаление, сторож твердо заявил, что записи предоставит только при предъявлении ордера или любого другого официального документа. Попытки Юлия надавить на него вызывали у последнего лишь снисходительную улыбку. Видимо, его хозяин был покруче покойного Пасечника.

      Юлий, однако, продолжал настаивать. В самый разгар препирательств за воротами послышался слышал властный, принадлежащий третьему лицу голос:

      – Черт бы тебя побрал, Костя, сказал же не открывать никому!

      Костя исчез, уступив место высокому человек с усами.

      – Вы хозяин? – на всякий случай уточнил Юлий.

      – Хозяин уехал. Я начальник охраны. До свидания.

      Искорки в глазах усача показались Юлию знакомыми, но он никак не мог вспомнить, где мог видеть этого человека. И только тогда, когда дверь вот должна была захлопнуться, его осенило:

      – Геннадий? Че Гевара, вы? Я Юлий… Юлий Тараскин. Помните меня?

      Глаза бывшего служащего отца стали круглыми от удивления:

      – Мать моя женщина, Юлик!

      Двери тут же распахнулись настежь, пропуская Юлия внутрь. Уже через несколько минут он сидел в кабинете Че Гевары и вместе с ним просматривал сделанные ночью записи.

      – Есть, – сказал Че Гевара, показывая пальцем на экран монитора, на котором был четко виден остановившийся перед воротами особняка Пасечника темный джип. Ворота почти сразу отворились, и джип въехал на территорию. Время записи соответствовало двум часам пятнадцати минутам ночи. Следующие двадцать минут ничего не происходило, потом ворота открылись снова и джип, газанув, резко вписался в улочку и исчез из поля зрения объектива. Ворота так и остались незапертыми.

      Че Гевара по просьбе Юлия прокрутил запись еще несколько раз, но разобрать номер джипа не удалось.

      – Шеф распорядился поставить цветные видеокамеры, чтобы не хуже, чем у соседей, – пояснил он. – Спору нет, вещь хорошая, вот только ночью они не так эффективны, как черно-белые. Картинку дают размытую. Надеюсь, ты понимаешь, что не сможешь использовать все это официально?

      Юлий не ответил, думая о том, что джип, увиденный им на мониторе, сильно напоминает джип «Тойота-Прадо», на котором ездит полковник Лапов.

      – Ты понял, что я тебе сказал? Эй! Ты о чем думаешь? – привлек его внимание Че Гевара.

      – Да,