Ленинградский меридиан. Владимир Панин

стало ясно, что вопреки всем заявлениям ни нарком обороны, ни начальник Генштаба не владели ситуацией на Западном фронте. После чего он был вынужден занять место Верховного Главнокомандующего, которое с огромной радостью отдал ему маршал Тимошенко.

      – Не получится ли так, что вместо того, чтобы нанести врагу сокрушительный удар, мы с вами размажем кашу по тарелке? Не будет ли правильным передать командование всей операцией в одни руки командования Западного фронта? – напрямую спросил вождь собеседника, но тот с ним не согласился.

      – Генерал Конев опытный командир, хорошо показавший себя в боях под Москвой, и я уверен, что он сумеет справиться с поставленной перед его фронтом задачей. Что же касается передачи всей операции командованию Западного фронта, то это, на мой взгляд, только усложнит управление войсками и затруднит выполнение директивы Ставки.

      Смелость и убежденность в словах генерала импонировали Сталину, но за время постижения военных премудростей он успел убедиться, что данные качества не всегда гарантировали успех дела. В июле сорок первого года генералы Качалов и Еременко также были уверены в своих силах и твердо заверяли вождя, что непременно разгромят рвущиеся на восток войска Гудериана, однако в силу ряда причин не смогли этого сделать. Танковые соединения немцев заняли Смоленск и Киев, а из дававших обещание генералов один либо погиб, либо попал в плен, а второй получил тяжелое ранение и был вывезен из кольца окружения на самолете.

      Тяжелые испытания сорок первого года научили Сталина не торопиться с оценкой окружавших его военных, и он ограничился тем, что скептически хмыкнул и, многозначительно посмотрев на Василевского, произнес:

      – Будем надеяться, что этим летом товарищу Коневу и Жукову удастся сделать то, что они не смогли сделать зимой и весной этого года.

      Среди тех войсковых соединений Западного фронта, что должны были осуществить наступление на Ржев и полностью очистить от врага северный берег Волги, был полк, в котором воевал майор Любавин. Вернувшись в строй после ранения осенью сорок первого, Василий Алексеевич в марте получил назначение в 20-ю армию, на должность начальника штаба полка.

      От прежнего лейтенанта, каким он вступил в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии в далеком 1939 году, мало что осталось. Пройдя горький путь отступления от западной границы до Москвы, дважды попав в окружение, с честью выйдя из них с оружием в руках, в военной форме и с партбилетом в кармане, он стал смотреть на людей совсем по-другому своими миндалевидными карими глазами.

      Известие о том, что его полку предстоит наступать, Любавин встретил откровенно скептически.

      – Как наступать, если у нас в батальонах нет никакого опыта совместного взаимодействия пехоты с танками? Опять каждый будет наступать сам по себе, как наступали весной? – спрашивал Любавин у комполка полковника Музыченко.

      – А это не ваше дело, товарищ майор. Прикажет командование идти в атаку, пойдете