Грамотеи. Фёдор Быханов

для детского глаза книжке «про это» под названием «Милый друг».

      …Да и что таить?

      Ведь с малых лет Фома Оглоблин неделями мог подсматривать через оконное стекло.

      Делал это со всем своим начинающимся мужским удовольствием.

      Только наблюдал парень вовсе не за смутными тенями, мелькающими в окнах женской бани в субботнее принятие лёгкого пара.

      Его основной интерес заключался увлечением как раз за иной заманчивой картиной.

      Настоящее вожделение подросток получал, при наблюдении за тем, как свершалось чудо на циферблате трофейных, не известно как завезённых сюда, кем-то из успешных фронтовых командиров, так называемых, «тумбовых» часов.

      Они были самыми большими в их деревне городского типа.

      А чтобы пользовались замечательной вещью всем сообществом сельских жителей, то и установили раритет ни где-нибудь, а прямо в предбанники сельского учреждения омовения граждан

      Там никто на них покуситься уже не мог.

      Потому изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, под хрустальным стеклом происходит похожее действие.

      С немецкой точностью указывает банный прибор точного контроля за происходящем.

      Не даёт забыть:

      – Когда следует звонить в победные даты.

      Ради выполнения столь славной миссии на этом слоноподобном хронометре, отделанном европейским мастером настоящим дорогим красным деревом, как раз и делают свои методичные поступательные движения, круг за кругом неумолимые стрелки:

      – Большая и маленькая!

      …Привычка к такому занятию, вроде наблюдения в окошко за интересными вещами, не совсем привычному для сельского малыша, появилась у Фомы довольно рано.

      С тех самых пор, как смог сообразительный ребёнок самостоятельно отличить один напиток от другого:

      – Простую колодезную воду или наваристый компот из кастрюли, в которой варились сухофрукты, завезённые к ним в деревню городского типа из дальних мест южными торговцами.

      При этом география появления именно урюка и всего прочего, являющегося производным с абрикосового дерева, а то и царского угощения – заготовленного для долгого хранения персика, имеет крайне существенное значение для всей судьбы недоросля.

      И особенно важным для Фомы является и отсутствие подобного потребительского уважения к отменному полуфабрикату среднеазиатских садов, каким является курага:

      – С её полным отсутствием твёрдого «сердечника».

      И это заметно уже по нескрываемой тяге юного Оглоблина к конкретным составляющим частям этого, засушенного под азиатским жарким солнцем, сладкого плода:

      – С его упоительной, тающей даже просто во рту, ароматной оболочкой, исключительно твёрдой косточкой и чудесным орешком, столь тщательно скрытым самой природой в глубине этого удивительного конгломерата вкуса, запаха и цвета.

      Вот почему, не просто кружка компота «на третье», в ту босоногую пору, так повышала у настырного сладкоежки непередаваемое чувство аппетита за обеденным столом:

      – Когда