Любовь и хоббиты. Иван Иванов

неженского голоса куда-то потащила меня. Я крепко сжимал в кулаке ОЧЕНЬ ВАЖНУЮ ВЕЩЬ, позволял себя нести, и размышлял. Думалось тяжело: Значит, не хоббит… Зайчонок… Вот оно что… Первая ночь после помолвки… Какая интересная ночь… Нам, зайцам, оказывается нельзя спать в эту ночь… Помолвка… Что бы это значило?

      Перегар хриплой женщины бил в затылок и вообще оказался столь мощным, что я расслабился и думать перестал. Теперь меня все устраивало, включая полную неизвестность за спиной. Пока меня с пыхтением и сопением тащили по темным извилистым переходам, от одного поворота к другому, я разглядывал то бабушкины носки, то ОЧЕНЬ ВАЖНУЮ ВЕЩЬ и постепенно желание мыслить и задавать вопросы вернулось.

      – Кто ты? – спросил я пыхтящую, наконец-то осознав, что давно надо было это узнать.

      – Твоя сладкая Штрудель! – с любовью засипело в ответ. Почему сладкая? Лизал я ее что ли?…

      – Хммм, а зачем ты меня тащишь? Я ведь и сам идти могу, – признался я.

      Мы остановились; я слышал одышку и звук падающих в глубине тесных лабиринтов капель. Похоже и с этим вопросом я затянул, но ничего не поделаешь, лучше поздно.

      – Я-то думала, после вчерашнего ты и головы не сможешь поднять, не то что… – медленно произнесли мне в затылок и отпустили; я ударился копчиком о каменный пол, а головой спружинил о мягкий живот. Было темно, мы находились в узком, сыром переходе. С трудом встал на ноги и решился на третий вопрос:

      – Ты тоже заяц? – я вытянул руку и, как слепой, начал ощупывать ее густую, путаную бороду.

      – Я – твоя зайка, – поправили меня и легонько толкнули, проверяя устойчивость. – Точно сможешь идти?

      – Конечно! Смотри, как ходит зайчонок: левая нога, правая нога, левая, правая, левая, правая…

      И тут в моей хмельной голове кто-то с нетерпением произнес: «Правая, Боббер! Правая!»

      – Кто здесь? – я покачнулся и левой рукой (в правой был определитель кровососущих, но тогда я не знал, что это такое) схватился за бороду сопровождающей. Ух, ну и борода! Сальная, под пальцами песчинки, крошки – ни дать ни взять грязная швабра.

      – МЫ здесь, – успокоила «зайка», выдыхая пары вчерашнего веселья, и положила шершавую лапу на мою ладонь. – Остальные спят, они будут долго спать.

      – Кто такой Боббер? – имя показалось знакомым.

      – Ты – Боббер, – сказало существо, отцепило мою руку от бороды и жалостливо погладило по голове. – Похмелье, оно такое! Ну, ничего, пойдем, я тебя вылечу.

      «Правая ноздря!» – раздраженно настоял голос и умолк.

      – Он разговаривает, – прошептал я. – Кто-то в моей голове разговаривает со мной, представляешь? Называет по имени!

      – Пусть разговаривает, – отмахнулась бородатая «зайка» и свернула в очередной каменный коридор. – И не такое лечили.

      Коридор закончился, пропал звук падающих капель; мы остановились. «Зайка» вытащила ключ из-под бороды, вставила в замочную скважину, как я понял по металлическому