Сопротивление материала. Том 2. Мучительная сладость бытия. Виктория Травская

ьном смысле пустой: за этими словами в их сознании ничего не стоит, для юного ума они всё равно что пустые файлы в компьютере: документ создан, название есть, но файл – пустой. Ну, нет ещё в их правом полушарии, в папке с изображениями таких картинок! С ними этого пока ещё не случилось. Может быть, прав был Руссо, полагавший, что следует дать ребёнку понабивать собственные шишки, чтобы прийти к выводам о последствиях?

Глава 1.

      Медленно, но верно к старичку-паровозу возвращалась жизнь. Все его части были уже тщательнейшим образом вычищены и вымыты, можно было приступать к покраске. Теперь, приходя на свою вахту, ребята заставали Ипатыча и ещё кого-нибудь из рабочих соседнего депо колдующими над двигателем «старого бродяги». Это прозвище дал паровозу балагур Никита, и оно удивительным образом пришлось всем по душе: вскоре никто и не называл паровоз иначе. «Идём Бродягу мыть», – отвечали школьники на вопрос о планах. Или: «Бродяге вчера промывание желудка делали», что означало: чистили и мыли топку.

      Паровоз теперь был ярко освещён, и в его чреве постоянно колдовали рабочие, среди которых неизменно мелькала белобрысая физиономия Борьки Воробья. Борька мотался в депо каждый день, не дожидаясь своей вахты. В каптёрке всегда лежала его рабочая одежда – старая рубашка, заношенная шерстяная водолазка, треники с вытянутыми коленками и оставшаяся от деда роба, предмет его тайной гордости. Он бежал в депо, едва дождавшись последнего звонка, и бывало, что за ним увязывался кто-нибудь из одноклассников. Матери этих не самых благополучных ребят сначала приняли в штыки это новое поветрие, но, поразмыслив, рассудили иначе: а пусть их бегают в депо – по крайней мере, известно, где они и чем заняты! Всё лучше, чем гонять по улице и влипать в истории. И общество железнодорожных рабочих уж точно предпочтительней тех полукриминальных компаний, которые втягивают их глупых мальчишек в свои сомнительные делишки! Глядишь, чему-нибудь научатся, а там и профессию найдут. И женщины, скрывая свои надежды под маской привычного неудовольствия – чтобы, боже упаси, не спугнуть! – принялись готовить сыновьям аппетитные «тормозки» – свёртки с перекусами.

      – Завтра опять на железку? – ворчливо вопрошала иная задёрганная и умученная заботами мать.

      – А что? – привычно откликалось непутёвое чадо, заранее принимая оборонительную позицию. – Нельзя что ли?

      Женщина притворно тяжело вздыхала:

      – А то, что будешь там целый день голодный торчать!

      – Не буду, мужики накормят, – огрызалось чадо. Рабочие и в самом деле на первых порах прикармливали мальчишек – депо было, пожалуй, единственным местом на земле, где им были рады и не делили на успешных и лузеров.

      – Они что, нанимались тебя кормить?! – ворчала мать. – У самих семьи, детишки. А цены вон каждый день растут! Испеку пирожков с капустой, возьмёшь!

      Женщина, скрывая удовольствие, поворачивалась к сыну спиной и принималась заводить тесто. А сын, предвкушая пирожки и обед в весёлой мужской компании, с притворной небрежностью бросал: «Лааадно!» – и с нетерпением ждал следующего дня.

      Теперь Воробей, которого прежде никто не принимал всерьёз, стал их признанным лидером. Они и называли его – Бригадиром, после того как однажды Ипатыч встретил ребят словами: «Что, бригадир, привёл свою бригаду?» Но и остальные в классе стали смотреть на Борьку иначе, зауважали – и было за что! В цехе с него слетала вся шелуха юношеской бравады и натужной дурашливости – он вгрызался в работу, как экскаватор в грунт, становился собранным, действовал быстро и споро. Никита однажды сказал, что у Борьки «умные руки» и из него выйдет толк. Эта скупая похвала окрылила парня. Он впервые почувствовал себя не досадной помехой и всеобщим посмешищем, а нужным, отвечающим за общее дело человеком и всерьёз задумался о профессии. Незаметно для себя самого Борька стал меняться.

      Учился Воробей неровно, по настроению, из-за чего его табель представлял любопытное зрелище: в нём напрочь отсутствовали тройки, зато двойки и пятёрки чередовались с завидным постоянством. Это давало ему повод любые упрёки в плохой успеваемости парировать возмущённым возгласом: «Ничего подобного! Я учусь без троек!» Впрочем, историю Борька любил и даже почитывал какие-то сомнительные исторические романы, после чего терзал Дедова вопросами о достоверности того или иного сюжета. Но как-то раз Никита поймал его на незнании законов термодинамики. «Это ж элементарная физика, паря! – рассмеялся он и ткнул Борьку кулаком в плечо. – В нашем деле без физики никуда!» Борька смешался, взъерошил грязной пятернёй давно не стриженную белобрысую гриву – и… «налёг» на физику. Теперь уже он сам, копируя Никиту, говорил кому-нибудь из своей «бригады»: «Это физика, брат! Без физики в этом деле ты ноль!» Парни беззлобно посылали его на три буквы, но на уроках у Шустера старались сесть поближе к Борьке.

      Физика потянула за собой алгебру с геометрией, и настал день, когда мать, вернувшись со смены, обнаружила сына сидящим по-турецки посреди комнаты в окружении пыльных дедовых чертежей, которые хранились в кладовке на самой верхней полке и не были выброшены только потому, что у неё не доходили до них руки – а может, в глубине своей жалостливой, любящей души она