«18-33-33». Степан Васильевич Бердинских

оробки. Глядя на свое перебинтованное бедро, лежа в больничной постели, я ловила на себе взгляды соседок. Смущением мою реакцию на их взгляды назвать было сложно, а все из-за дикой боли, пронзившей мою левую ногу от пятки до самого копчика. Повязка сдерживала кровь и не давала инфекции распространяться.

      Вонь. Ещё один фактор, сбивающий всякое желание быть смущенной. Я боялась, именно из-за неё мое бедро не восстановится до конца месяца.

      Шёл март. Женский день успел завершиться до аварии, поэтому я, вздохнув с облегчением, порадовалась тому, что мне не придется выслушивать вымученные поздравления медсестер. Подарок в виде переспелого яблока мне тоже не нужен. «Витамины».

      Меня несколько раз посетил водитель того самого мотоцикла. Я бы взяла мотоцикл в кавычки, да боюсь, он мне ещё напомнит. Между водителем и его железным конём была какая-то связь. Когда я подошла к стоянке, мужчина аккуратно протирал бензобак красной тряпкой. Сейчас же она лежала на моей тумбочке. Тонкая, плотно сотканная ткань. На тряпку мужчина поставил бутылку молока и рядом разместил кексы. Именно разместил, потому как пять секунд он потратил на то, чтобы их выровнять. Он пытался со мной заговорить, но я сделала вид, что ни о каких разговорах и речи быть не может. Держалась за голову и тихонько кашляла. Благо мужчина был ненавязчив и вскоре покинул мою палату. Я лишь запомнила его усы. Шли ли они ему? Долго ломая голову, я всё же остановилась на версии, что усы придают ему харизматичности. Это был стежок, словно как стрелки на глазах моей одноклассницы. К слову, о ней. Она ведь и знать не знает, где я сейчас нахожусь. Съев один кекс, я достала с полки телефон и написала сообщение: «Привет. Я сейчас в больнице. Можешь приехать». Перечитав сообщение, я внесла поправки и отправила его в надежде увидеть свою хохотушку. Её зовут Наталья, почти как и меня. Нас часто сравнивают, из-за чего я постоянно краснею и чувствую себя неловко. Я не показываю этого, потому что давно научилась скрывать эмоции. Чего не скажешь о второй Наталье.

      Судьба решила сблизить нас в танце. Это было самое эмоциональное танго. Выйдя на площадку без партнёра, я тут же заметила девушку в синем платье. Мы быстро нашли общий язык и уже на следующем занятии улыбались друг другу между лонгом и шотом. Наши ступни отдалялись и мгновенно сближались, вырисовывая танец двух несокрушимых сердец. Иронично, но именно сердце, каким сильным оно бы ни казалось, явилось поводом окончания нашего дуэта. Наталья, издали наблюдая за мной и моим одиночным танго, кружила его вместе со мной, обхватив себя за плечи. Ноги её нелепо дергались, но я всё равно улыбалась и не переставала танцевать. Одинокое танго с Натальей.

      В больницу ко мне она явилась под вечер воскресенья. Я ждала её три дня и за это время сменила выражение лица на нейтрально-весёлое. С четверга по субботу меня одолевал голод по душевному человеческому общению. Войдя в палату, моя одноклассница скромно поздоровалась со всеми и уселась на край скрипучей кровати. За банальными вступительными словами нашего диалога скрывался некий план. Я видела его в глазах Натальи, и, скорее всего, Наталья видела его и у меня. Без задней мысли, наверное, оттого, что градус ненависти к здешнему персоналу давно перешел все мыслимые границы, я предложила подруге «свой собственный» план:

      – Забери меня, – шепнула я.

      – Скоро буду, – протянула Наталья.

      В ожидании человеческой помощи есть что-то волшебное. Ты отдаёшь команду и просто сидишь на месте. В моём случае «лежишь». Для удобства я подложила согнутую пополам подушку за спину и постаралась занять сидячую позу. Не очень удобно разговаривать с человеком лёжа, тем более на такие серьёзные темы, как побег. Еле улыбнувшись, я закрыла глаза и продолжила ожидать подругу. Через пять минут открылась дверь. Разомкнув глаза, я увидала мою соседку по койке и приветственно подмигнула. Это была Олеся. «Расстройство психологического уровня». Кажется, именно такой диагноз ей поставили врачи. На фоне увольнения её головной мозг спровоцировал развитие патологии, которая в свою очередь повлияла на её координацию. В планах у неё была операция на спинной мозг, но сроки Олеся постоянно сдвигала, объясняя это тем, что «на работе завал». Озвучив очевидную вещь, что именно «завал на работе» стал причиной расстройства, Олеся окатила меня непонимающим взглядом и в очередной раз дала понять, что «права здесь только я». Категоричная, твердолобая, властная женщина. Люблю и ненавижу таких людей одновременно. Чего нельзя сказать про мужчин, впрочем, это уже совсем другая история.

      – Ждёшь кого или просто так волнуешься? – спросила меня Олеся.

      – Подругу, – начала я, но, быстро опомнившись, что забыла принять таблетки, взяла со стола банку и всё её содержимое закинула в рот.

      – Дать воды?

      Я кивнула.

      – Ты сама из Кишинёва? – поинтересовалась Олеся, протягивая стакан с водой.

      – Это мой родной город, – ответила я, надела наушники и закрыла глаза.

      Просидев на койке ещё десять минут, я наконец почувствовала Наталью.

      С собой она принесла два документа, ручку, а также вытащила свой паспорт. По правилам больницы мне нужно было расписаться в том, что я отказываюсь от