Противоречивая степь. Владимир Винник

взял кусочек мяса и раскатанного теста, отправил себе в рот. Для хорошего коня нужно было позаботиться и о красивой упряжи. Брат Жунуса, Момын, направляясь в Бурлинский аул из своего урочища Каратала, заехал по пути в село Новые Санжары и забрал приготовленную другом-кунаком мастером-шорником Николаем Рыбалко дорогую красивую упряжь.

      За юртой послышалось игривое ржание коня. Для насытившихся гостей это как бы послужило знаком, и все одномоментно со словами благодарности хозяину, проведя ладонями по лицу, хваля Всевышнего, повскакивали со своих мест и стали выходить из юрты. Рядом с юртой, пританцовывая на месте, удерживаемый Усманом за уздечку, стоял молодой жеребец. Аксакалы зацокали языками, глядя на этого красавца. Степняки понимали толк в лошадях. Высокий, пегой масти, вдоль хребта серый ремень, грива и хвост коротко подстрижены. Выгнув шею дугой, конь, насторожив острые уши, водил удивленными блестящими зрачками, глядя на высыпавших из юрты людей.

      – В наших табунах среди ахалкетинцев нет такого коня, – говорили аксакалы, не переставая удивляться доброму коню.

      Разговор поддержал Темиргали:

      – Это Усман пригнал из оренбургских степей, конь орловских кровей.

      Все нашли жеребца красавцем, несмотря на необычную для этих мест масть, и, продолжая восхищаться им, одобрительно покачивали головами:

      – Такой, не зная камчи, побежит быстрее ветра, не конь, а настоящий Тулпар.

      Подхватив из рук Усмана узду, Жунус подошел к коню, потрепал его по шее. Все стоящие посмотрели на Тулегена, и тот под знаки одобрения подошел к коню, поставил ногу в стремя, вскочил на него. Почувствовав на себе седока, конь заметался из стороны в сторону, но натянутая узда принудила его к покорности, и он успокоился. Тулеген ослабил поводья, и жеребец своими пружинистыми ногами пошел легкой рысью. Сделав круг под одобрительные возгласы аульчан, подъехал к стоящим. Усман сделал знак рукой кому-то, и один из пастухов, подбежав к Тулегену, кладя руки на грудь, сделав поклон, принял от него коня. Гости, постояв немного и еще раз поблагодарив хозяина, стали неторопливо расходиться по аулу для отдыха, на ходу обсуждая новости. Жунус с сыновьями вернулся в юрту. Стояло то вечернее время, когда солнце угасло, но не зашло за горизонт, и в ярком свете объявилась полная луна.

      Внутри женщинами было уже прибрано и была зажжена большая керосиновая лампа с абажуром, подвешенная к своду юрты. Сели за чистую скатерть. Следом вошедшие женщины подали чай на подносе, а затем торопливо вышли…

      – Как долго ты думаешь пробыть здесь? – понимая, что вскоре сына ждет служба, и не зная, с чего начать разговор, обратился Жунус к Тулегену.

      – Не знаю, отец. Я теперь человек военный. По истечении краткосрочного отпуска предписано явиться в Туркестанский округ для назначения.

      Тулеген вдруг неожиданно соскочил с места, прошелся тихо по юрте, а затем опять присел к сидящим и продолжил, разрядив затянувшееся молчание:

      – Соскучился по родным, по степи. – Он застенчиво опустил голову. –