Грустное русское, или Шансон в прозе…. Владимир Гораль

с везёт меня к моему бывшему дому. Мне приятно сидеть рядом с кабиной шофёра, смотреть, как и он, на дорогу. Сегодня я тоже немного водитель. А ведь мы с ним похожи. Ему, как и мне за пятьдесят. И у нас обоих нет даже намёка на лысину. Наоборот, две давно скучающие по парикмахеру, седые, чуть ли не львиные гривы. Только у него на голове кепка, а я ни кепок, ни шляп не ношу. Из-за этой кепки я окрестил водителя Лужковым. Исключительно из симпатии. А что? Всё познаётся в сравнении. По мне, так неплохой был в Москве градоначальник. Не бессребреник, конечно, но заботливый, к тому же немного пасечник.

      Вот показался мой любимый сосновый парк. Запах хвои, перебивая дорожную гарь, доносится через открытую форточку. Шустрая белка выскочила на дорогу. Малышка направляется в гости. Из своего маленького соснового леса в крохотную дубовую рощицу через дорогу. Белка спешит к своим сереньким и рыженьким сородичам, полакомится спелыми желудями. Я беспокоюсь за этот комочек с пышным хвостиком, дорога опасна для маленьких. Впрочем, для больших не меньше. У моего «напарника», водителя троллейбуса, те же мысли. Он немного притормаживает, пропускает белку. Мы вместе улыбаемся ей вслед. Дубовая рощица в золотистых одеждах из собственной листвы. Деревья празднуют полную тепла и света московскую осень.

      Бабье лето в Москве. Я не встречался с ним двадцать пять лет. Ну, вот и сбылась мечта, хотя и припозднилась немного. Что Москва? Я и в России-то четверть века не был. Так уж сложилось. Не то, чтобы не мог приехать. Нет. Останавливало немного смутное, но болезненное, русское чувство вины. Как будто – уезжая надолго за границу, предаёшь что-то или кого-то. Наверное, самого себя.