Разрыв небесного шаблона. Татьяна Гармаш-Роффе

по-русски… Мне не показалось?

      Галина кивнула, не повернув к нему головы.

      – Я не специалист, ничего в искусстве не понимаю, но мне нравится эта танцующая перспектива, – указал Андрей на одно из полотен. – А вы как считаете, это действительно находка автора? А то, может, у него просто руки дрожат, а я, профан, увидел в этом специальный прием?

      – «Танцующая»? – изволила, наконец, посмотреть на него Галина. – Точно подмечено. И будьте уверены, так художником задумано. Паркинсоном он не страдает.

      – Спасибо, – скромно улыбнулся Андрей. – Вы наверняка искусствовед. Я прав?

      Галина неопределенно кивнула. Понятно: называть свою профессию она не торопилась, но искусствоведом не была, хотя разбиралась в искусстве, наверное, не хуже, а то и получше любого из них.

      – Приятно, что я не попал впросак, – продолжил Андрей. – Но вот скажите, отчего на переднем плане у художника все нормально прорисовано, а на заднем линии танцуют?

      «Сейчас скажет: художник так видит», – с ужасом подумал Саблин. Он ненавидел подобные фразы. Они служили для маскировки пустоты, для замазывания трещин и заполнения лакун смысла.

      – Мне кажется, – любезно откликнулась Галина, – что перспективу искажает дрожание воздуха, ветер, и художник это подметил. Тогда как передний план, он рядом, близко перед глазами, отчего это дрожание незаметно.

      – «Большое видится на расстоянье», – задумчиво произнес Саблин.

      – О, как мило. Вы и Есенина знаете.

      Неожиданно у них за спиной зазвучал легкий перестук каблучков.

      – Андрей! Неужели это вы?! – подлетела к ним Варя.

      За ней не слишком уверенно (вроде как не приглашали…) к ним подошел Володька. Разразились перекрестные восклицания: какая неожиданность, ну надо же, вот не предполагал вас тут встретить… Затем Варя принялась рассказывать Галине об их знакомстве в Московском доме книги, а Андрей представил Володьку как своего давнего друга.

      Внезапно в помещение стремительным шагом вошел импозантный мужчина в длинном черном пальто с длинным же белым шарфом. Остановился посредине как вкопанный, зорко оглядел зал и направился прямиком к Галине. «Ма шер Галья!» – склонился он к ее руке. Андрей вспомнил подслушанный Варин разговор. Должно быть, это и есть тот тип, что столь страстно жаждал встречи с Докиной. Еще бы, художников – тьма, а покупателей, – таких как она, способных приобрести (и дорого!) картину, если понравится, – раз-два и обчелся.

      Андрей деликатно отошел в сторонку. Володька тут же начертился рядом с ним.

      – Глянь, – тихо произнес Саблин. – Что за хмырь, ты его знаешь?

      – Знаю. Отсоветуй своей крале иметь с ним дело. У него репутация неплохого художника – заметь, не более чем «неплохого», – но характер склочный. Никто не желает с ним связываться, потому что он не только склочный, но и приставучий, как жвачка. Раз прицепится – ничем не отклеишь.

      – Да, но что мне сказать Галине? Я же с этим типом незнаком.

      – Зовут его Дмитрий Вагин, он из третьего поколения русских