Метафизика власти. Андрей Петрович Щеглов

нарождающееся и погибающее, по истине же никогда не сущее»[25](άεί γιγυόμευόυ τε καί άπολλύμευου όυτως δέ ούδέποτε όυ[26]). Вовлекаясь в нескончаемый и постоянный круговорот космической разрушительности, человеческое сознание сталкивается с небытием (τό μή όυ), ошибочным образом считая его своей подлинной основой, истинным субстратом. Вещественное небытие, в свою очередь, порождает в разуме призраки обманчивой чувственности.

      Напротив, истинно сущее в вещах не является простым отвлеченным единством, оно как единое присутствует в бесконечной множественности бытия. Между миром неизменного становления и идеальной областью оказывается нечто общее, трудно выразимое, открывается точка соприкосновения между идеальным бытием и природным небытием мира явлений. Эта связь для пустого счетно-расчетного рационализма слишком отвлеченная, она лишь указывает на общую возможность объяснения, но не дает его в действительности. В то же время неуловимость этой связи проникает в чувственный предмет и наполняет его идеальным смыслом.

      Точка связи двух начал выступает как предел (πέρας), благодаря которому материя, как беспредельное начало (τό άπειρου), получает свое предметное устройство. Главным остается не противостояние между стремлениями к идеальным основаниям, возвышающим душу в умопостигаемую сферу чистых форм, с одной стороны, и чувственными влечениями, погружающими любые духовные поиски в поток обманчивого «становления» (γέυεσις), с другой. Важнейшим в познании является не раскрытие чего-то особенного, автономного, независимого и самостоятельного, относящегося к той или иной стороне бытия и человеческой природы, а того, что обнаруживает ее единство и полноту.

      Отыскивая подлинное неясным стремлением ума и души, рассматривая предметы, понятия и определения, мы не находим ничего устойчивого и неизменного. Наш разум не насыщается тем, что он ищет, при этом он не может остановиться в своем поиске, перебирая бесконечность предметного мира. Отсюда вытекает заключение, что искомое находится за пределами или по ту сторону (επέκειυα) всякого определения, установления мысли и бытия. Искомое есть сверхсущее (ύπερούσιου), и мы познаем его, когда отрицаем всякое о нем понятие. Так как это идеальное начало не выразимо на языке рациональных определений и суждений, то для его понимания остается заложенная в человека способность подняться выше наших физических, природных представлений.

      Именно этот внутренний дар и позволяет человеку выступить «вовне» всякой определенности. Человеческий разум, в таком случае, в области своих представлений выбирает нечто целое, нерасторжимое, превышающее всякую дробность и разобщенность мысли, в которых находится сам разум. Свою раздельность одновременно на идеальные образы и условность физического восприятия человеческий разум противополагает некоему Единому (εις). Предполагаемое Единство, в отличие от всякой раздельности, неделимо, целостно и нераздельно.

25

Перевод наш. – А. Щ.

26

Платон, Тимей 28а II Timaeus, ed. J. Bumet, Platonis opera, vol. 4. Oxford: Clarendon Press, 1902 (repr. 1968): St III.17a-92c.