Пуля без комментариев. Геннадий Сорокин

рассматривая секретаршу, подумал Козодоев. – Эта девка уже представляет, как охмурила меня и стала моей женой? Представляю, что она чувствует, когда с супругой моей по телефону общается».

      – У нас есть что-нибудь выпить? – спросил Сергей.

      – В комнате отдыха коньяк оставался.

      – Кончился он, – с сожалением констатировал заместитель директора.

      – Пойдемте, Сергей Владимирович, – с улыбкой сказала девушка. – Сейчас все найдем.

5

      В среду в девять утра Андрей Лаптев открыл свою каморку в полуподвальном помещении Заводского РОВД, сел за крохотный стол, вытянул вперед травмированную ногу.

      «Еще один день в ожидании неизвестно чего, – мрачно подумал он. – Сколько я еще смогу продержаться? Месяц, полгода? Рано или поздно они дожмут меня и заставят уволиться. Так стоит ли ждать худшего, когда все в моих руках? Не проще ли самому написать рапорт об увольнении и уйти с гордо поднятой головой?»

      За дверью в коридоре послышались женский и мужской голоса.

      – Где для техничек тряпки брать, ума не приложу, – проговорила Галина, завхоз райотдела. – Раньше, при советской власти, хоть какое-то снабжение было, а сейчас одна разруха. Они там, наверху, что думают? Что технички из дома тряпки приносить будут?

      – Галя, давай на ветошь транспарант пустим, – заявил на это старшина милиции, постоянно помогающий ей управляться с делами. – Демонстраций все равно больше не будет, так зачем добру пропадать?

      – Вдруг спохватятся? Мало ли что. Сегодня нет демонстраций, завтра будут.

      – Ну, ты, мать, сказала! – Старшина усмехнулся. – Демонстрации-то, может, и будут, но кто же со старыми плакатами на площадь пойдет? Все, дедушка Ленин больше не в авторитете. Его портрет, который мы прежде на колесиках возили, теперь можно смело на тряпки пускать. Галя, ты не дрейфь раньше времени! Если замполит бучу поднимет, то составим акт, что всю праздничную агитацию крысы повредили. С них какой спрос? Никакого. Пошли, старушка, глянем, что можно на благое дело пустить.

      Андрей приоткрыл форточку под потолком, закурил.

      «Нет и еще раз нет! – уже, наверное, в тысячный раз решил он. – Сам я рапорт на увольнение подавать не буду и продержусь в милиции столько, сколько смогу. В любом варианте зарплата мне хоть и в урезанном виде, но капает, а после увольнения я превращусь в хромоногого безработного, которого даже сторожем в детский сад не примут. Нет уж! Сидеть у Лизы на шее я не буду. В конце концов, увечья я получил на государственной службе, вот пусть и…»

      Невеселые размышления Лаптева прервал звук незнакомых шагов. За три месяца сидения в полуподвале Андрей научился различать по ним практически всех, кто заглядывал в хозяйственный отсек райотдела.

      «Кто это? – с недоумением подумал он. – К старшине, что ли, пришел?»

      Долго гадать не пришлось. По-хозяйски распахнув дверь, к Лаптеву вошел лейтенант с эмблемами следственных органов в петлицах.

      – Чего, помираешь? – вместо приветствия спросил