Любовь воительницы. Бертрис Смолл

господин… – Трибун, командовавший одним из легионов, выступил вперед.

      – Зови сюда своих воинов! – приказал Антоний.

      – Да, господин! – послышался короткий ответ. Трибун повернулся и выкрикнул команду: – Галльская ала, вперед, быстро!

      Сто двадцать кавалеристов из галльских провинций медленно двинулись вперед и выстроились в десять шеренг по двенадцать человек в каждой. Их кони переступали с ноги на ногу, словно чувствовали беспокойство всадников. Тут Забаай бен-Селим отошел туда, где сейчас молча стояли женщины племени, и вывел вперед свою старшую жену Тамар. Затем они вместе пошли вдоль рядов римских кавалеристов, и вскоре послышался громкий голос Тамар, указывавшей пальцем на виновных.

      – Этот! И этот! И эти двое!..

      А легионеры тем временем стаскивали обвиненных с коней и волокли к губернатору. В самом конце одной из кавалерийских шеренг Тамар остановилась, и Забаай почувствовал, как она содрогнулась. Подняв взгляд, он увидел перед собой ледяные синие глаза – таких он еще никогда не встречал – и тонкие губы, растянувшиеся в насмешливой улыбке.

      Тамар же громко сказала:

      – Это он! Именно он изнасиловал и убил Ирис!

      Встретив вызывающий взгляд галла, Забаай вдруг представил, какой стыд и ужас испытывала его милая любимая жена в последние минуты своей жизни. В груди его взметнулась волна бешенства, и он с диким яростным воплем сдернул центуриона с лошади. Еще мгновение – и его нож прижался к горлу мерзавца, прочертив на нем тонкую красную линию, но тотчас же раздался настойчивый голос Тамар:

      – Нет, мой муж! Он должен страдать так же, как страдала Ирис! Умоляю тебя, не даруй ему благословение быстрой смерти! Он этого не заслуживает.

      Сквозь красную пелену гнева Забаай ощутил на своей руке ладонь жены и услышав ее мольбу, опустил оружие. Его черные глаза внезапно наполнились слезами, и он, отвернувшись, украдкой утер слезы рукавом, скрывая свою слабость.

      – Это все, Тамар? – спросил он хриплым голосом.

      – Да, господин мой, – негромко ответила она.

      Ей сейчас очень хотелось обнять мужа и хоть как-то утешить. Ведь он потерял самое для него дорогое, потерял свою милую Ирис. И Тамар знала, что Забаай уже никогда не будет прежним. Именно это печалило ее более всего – ведь она очень его любила.

      Затем они вместе подошли к помосту, и Забаай негромко произнес:

      – Моя жена говорит, что это все виновные, Антоний Порций.

      Римский губернатор поднялся со своего резного кресла, подошел к краю помоста, и над толпой прогремел его суровый голос:

      – Этих людей обвиняет их жертва – та, которую они бросили умирать. Может ли кто-нибудь из них отрицать свое участие в этом преступлении?

      Губернатор посмотрел на восьмерых виновных. Все они стояли, опустив головы, не в силах взглянуть в лицо Тамар.

      А Антоний Порций снова заговорил:

      – Мой приговор окончателен. Эти звери будут распяты, а их центурион передается племени