Рубиновая верность. Светлана Демидова

посмотрела на Ленечку с интересом и без всякого испуга. Еще бы! Он только что целовался с ней, а не со мной. Мало ли, может, Зацепин должен передать мне тетрадь по физике или какой-нибудь учебник?

      – Ты знаешь? – на всякий случай спросила она бывшего Цыпу.

      – Знаю, – ответил он.

      – Тогда пошли, – сказала я.

      – Пошли, – согласился он и, оставив обомлевшую Наташку в тамбуре, отправился вслед за мной.

      В замызганном подъезде нашего дома мы целовались с ним до одурения, до распухших губ и ломоты в затылках.

      – Как ты мог с Наташкой? – спросила я его.

      – Поцелуи с другой нисколько не мешали мне ждать тебя, – очень нестандартно ответил Ленечка.

      – То есть… ты уверен был, что…

      – Я всегда знал, что ты – моя женщина. Как только впервые увидел в шестом классе.

      – Что ты несешь, Ленечка?! Как ты мог думать об этом в шестом классе, жалкая низкорослая Цыпа?!

      Зацепин не обиделся. Он улыбнулся и ответил:

      – Конечно, тогда я думал по-другому. Я думал, что вырасту и непременно женюсь на тебе.

      – Врешь!

      – Честное слово!

      – Ты и сейчас хочешь на мне жениться?

      – Я на тебе обязательно женюсь.

      – А если я не соглашусь?

      – Куда ты денешься? – шепнул мне в ухо Ленечка и поцеловал в шею, в ямочку между ключицами.

      Я тут же поняла, что действительно никуда от него не денусь, во всяком случае, в ближайшем обозримом будущем. Я ничего не испытывала от поцелуев бравого студента горного института Кашина, но считала, что так и должно быть. Большого опыта в этих делах у меня к тому времени еще не накопилось. От Ленечкиных губ по моему телу разлилось какое-то странное, не испытанное доселе томление и даже почему-то сильно захотелось заплакать. Я подняла на Зацепина повлажневшие глаза, и он сказал мне то, что я уже сотни раз читывала в его записках, но никогда не воспринимала всерьез:

      – Я люблю тебя, Рита. И буду любить всегда. Всю свою жизнь.

      Тогда я еще не знала, насколько страшное признание делает мне Ленечка. Тогда оно мне в целом понравилось. А в частности я считала, что как только бывший Цыпа мне надоест или подвернется кто-нибудь получше, так я и отправлю его обратно к Наташке Ильиной. Пусть пользуется.

      Кстати сказать, Наташка без боя сдаваться не собиралась. Она черной тенью таскалась за нами с Зацепиным, лила слезы и грозилась плеснуть мне в лицо заблаговременно украденной в кабинете химии концентрированной серной кислотой. Я смеялась и подзуживала ее, а Ленечка без конца перед ней извинялся за поруганные надежды и проводил разъяснительную работу на предмет того, насколько опасна концентрированная серная кислота и как здорово можно влипнуть, если использовать ее не по назначению.

      Однажды Наташка коварно поджидала меня в нашем подъезде, где какие-то сволочи вечно выкручивали лампочки. Выступив из темноты, она странным гортанным голосом произнесла:

      – Последний