Рось квадратная, изначальная. Сергей Зайцев

на ноги и снова попытался осмотреться. Голова кружилась, перед глазами время от времени все плыло, а в сапогах мерзко хлюпала водица. Целый букет приятных ощущений.

      Ага, кое-что с высоты своего роста он уже смог разглядеть. Прямо перед ним, сразу за невысокими прибрежными кустиками, куда он отполз, плескалось, блестело жидким серебром в свете редких звёзд озерцо, в котором он чуть было не утоп. Небольшое – шагов тридцать в поперечнике, густо заросшее по берегу ивняком и испускавшее лёгкий гнилостный запах, характерный для стоячей водицы. Он поёжился при мысли, что, потеряв сознание, мог бы влететь в озерцо с головой. Выходило, что ему ещё и повезло. Странно, нахмурился Выжига от нехороших подозрений, а почему это заросли стоят прямо в водице, словно озерцо разлилось недавно? Рука поспешно цапнула за пояс. Так и есть. Туеска с долгольдом не было. Выпал при падении. Вот откуда проклятое озерцо взялось, сам себя, получается, чуть не утопил. Бормоча вслух нехорошие ругательства, Выжига шагнул к берегу, с трудом наклонился, плеснул жидким холодом в лицо – раз, другой, третий, – пока не почувствовал, что приходит наконец в себя. Затем снова глянул по сторонам. Пёсий хвост, все-таки темновато для поисков… Ну и где этот долбаный камил бродит? Неужели утра ждать придётся? Тут он заметил за кустами какой-то странный свет и, сообразив, что это могло значить, принялся продираться сквозь заросли в этом направлении.

      Так и есть, через минуту он выбрался на дорогу, с которой его резко вынесло при падении, а свет шёл от вехового олдя. Двуликий истукан, уставившись каждой парой горящих глаз в противоположные стороны вдоль дороги, без устали светил неугомонным путникам все тёмное время суток. И как раз под олдем Выжига обнаружил свой кусок долгольда, сочившийся весёлым ручейком талой водицы. Неожиданно для себя взъярившись, торгаш схватил ни в чем не повинный лёд и швырнул в сторону озера поверх зарослей, уже зная, что тут же пожалеет об этом. Раздался всплеск, свидетельствующий, что долголед угодил в озеро. Все ещё кипя негодованием на свою судьбу, Выжига опять повертел головой, словно надеясь вот так запросто отыскать камила взглядом, и плюнул, ничего не разглядев.

      Однако холодновато, ветер так и гуляет…

      Выжига зябко поёжился. Ноги мокрые – плохо. Как бы не простыть. Костёр бы разжечь, погреться, обсушиться. Огниво есть, а где дрова взять? Кругом только сырой ивняк, и ничего больше. Впрочем, огнива тоже нет, в котомке осталось, а котомка где-то с камилом гуляет, к седельному мешку притороченная…

      Да уж, незадача. Придётся ждать рассвета как есть. Сидеть и мёрзнуть. А время все равно потерял, парой часов больше, парой меньше – уже никакой разницы, полночь миновала, домены снова сместились, так что к обратному старту в эти сутки он уже в любом случае не успел. Теперь придётся строить расчёт только на следующую полночь. Найдёт камила утром – успеет вернуться к исходу третьего дня, а не найдёт…

      Поездка на строфе вспоминалась как долгий непреходящий кошмар, причём кошмар зубодробительный,