Записки охотника. Рассказы. Пьесы. Иван Тургенев

азало влияние на социальную психологию нескольких поколений.

      Наряду с этими благополучными и даже блестящими обстоятельствами в жизни Тургенева было много иных, оставшихся для публики скрытыми или полускрытыми: любовь к Полине Виардо, неким странным болезненным испытанием растянувшаяся на всю жизнь и ставшая одним из источников его «сомнений и тягостных раздумий», острое переживание неустроенности и даже недовоплощенности русской жизни, идеальное содержание которой сплошь и рядом оказывалось рассеяно в ее неосновательных надеждах на переустройство, на полноту, на избавление от эгоизма и жестокости; наконец, мучительная болезнь, унесшая его жизнь и как бы подтвердившая неслучайность скрыто-трагического ее характера.

      Именно о неслучайной двойственности существования говорят его произведения.

* * *

      Не думаю, что читателям было бы легко вспомнить автора этих стихов, и вряд ли первая ассоциация была бы именно с автором «Записок охотника» и «Отцов и детей»:

      Божественная ночь!.. Луна взошла;

      Печально смотрит на седые стены,

      Покрыв их серебристой дымкой света.

      Как все молчит! О, верю я, что ночью

      Природа молится Творцу… Какая ночь!

      Там вдалеке сребрится Тибр; над ним

      Таинственно склонились кипарисы,

      Колебля серебристыми листами…

      И Рим лежит, как саваном покрыт;

      Там все мертво и пусто, как в могиле;

      А здесь угрюмо дремлет Колизей,

      Чернеясь на лазури темной неба![1]

      Между тем это, конечно, Тургенев, отрывок из его драматической поэмы «Стено» (1834), в которой ее немногочисленные читатели справедливо усматривали слабое и запоздалое подражание Байрону, а впрочем, не отказали подражателю в некоторой литературной одаренности. Вот еще небольшой фрагмент:

                                                           А я… проклятый,

      Остался здесь. И с этих пор напрасно

      Я душу сильную, великую искал.

      Все это так ничтожно перед нею.

      С своими мелкими страстями люди

      Мне опротивели. Мой мир мне опустел,

      А этот мир мне тесен был. Во мне

      Восстало гордое желанье, чтобы

      Никто моих страданий не узнал,

      И я вступил в борьбу с своей судьбою,

      И если я паду – тогда узнают люди,

      Что значит воля человека. Низко

      Поставили они названье это,

      И я хочу его возвысить – несмотря

      На то, что люди этого не стоят.

      Итак, природа, напоминающая человеку о Творце, время, смерть, пугающая и примиряющая одновременно, борьба с судьбою во имя обретения чувства причастности к сверхсмыслам существования, величие души, воля, страдание и гордость – темы, столь важные для европейской культуры и уже во многом усвоенные – пусть и на разной глубине – русским классицизмом, сентиментализмом, романтизмом… Эти темы останутся в числе наиболее глубоких тем Тургенева, счастливо избежавшего незавидной участи эпигона. Но в ряду этих тем есть и другие, еще более важные, устремленные к последним вопросам бытия.

      Во-первых, это тема преодоления материального мира, устремленность которого к небытию указывает душе, косвенно причастной тайне мира, спасительный выход за пределы обреченного существования:

      Но нет! Когда я полные тоскою

      На небо очи подымаю – мне

      Все еще веет чем-то дивным, светлым

      От синего его шатра. Я знаю,

      Мне говорит мой ум, что за могилой

      Нет ничего, что все, что я желал,

      Что все, что я мечтал, – обман и сон.

      Но что-то есть во мне, какой-то

      Неслышный голос – он мне говорит,

      Что моя родина не здесь. Скажи,

      Скажи мне, небо, о, зачем так светло,

      Там высоко стоишь ты над землей.

      В мою истерзанную грудь желание

      Врывается к тебе, к тебе лететь,

      И я горю, и что же? Бренной цепью

      К земле прикован я – и нету сил

      Ее порвать могучею рукою…

      Как я смешон с моим умом![2]

      Надежда или даже уверенность в том, что разум, противостоящий мечтам, слабее таинственного тихого голоса, звучащего в душе, слабее интуиции, говорящей о чудесном, что душа помнит о высшем, что сомнение будет преодолено, что за пределами земной жизни человек встретится и примирится с Творцом – все эти мотивы получат подробную разработку в тургеневской «реалистической» прозе. Ср., напр.: «Царь сидит с своими воинами в темном и длинном сарае, вокруг огня. Дело происходит ночью, зимой. Вдруг небольшая птичка влетает в раскрытые двери и вылетает в другие. Царь замечает, что эта птичка, как человек в мире: прилетела

1

Здесь и далее произведения И.С. Тургенева цитируются по изданиям: Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем. Т. 1–30: Соч.: Т. 1–12: Письма: Т. 1–18: 2-е изд., испр. и доп. / Редкол.: М. П. Алексеев (гл. ред.) и др. М.: Наука, 1978–2012 (АН СССР; РАН: Институт русской литературы [Пушкинский дом]). Изд. писем не завершено, последний вышедший том – 15(1); Тургенев И.С. Записки охотника / Изд. подготовили А.Л. Гришунин, В. А. Громов, А. М. Долотова, Л. Н. Смирнова. М., 1991 (Литературные памятники).

2

Об этой поэме см.: Гершензон М. О. Мечта и мысль И.С. Тургенева. М., 1919. С. 7–21.