Полдня до расплаты. Юрий Иванович

человека.

      И вот подходил к концу четвертый день. Тюремный глайдер вынырнул из Лунманского прыжка и шел на маршевых двигателях. Наверняка красный карлик уже прекрасно виден на экранах обзорных локаторов. Но смертникам такого удовольствия не положено, хотя и содержали их, к удивлению даже бывалых уголовников, вполне прилично.

      – Ужин!

      Герметичные, из тонких листов титана, створки отсека разошлись в стороны, и несколько дежурных по камбузу повезли по проходу между двумя общими камерами тележки с большими кастрюлями. Одни раздавали пищу женщинам, другие – мужчинам. И первые, и вторые блюда выкладывались в продолговатые коробочки из непромокаемого картона, которые легко проходили между прутьев решетки. Из такого же картона были сделаны и разовые ложки.

      За конвоирами следовали два старших охранника с готовыми для стрельбы парализаторами, причем установлено оружие было на болевом режиме. Если кто-то из смертников отказывался от еды или пытался отобрать порцию у сокамерника, то тут же получал парализующий разряд в нижнюю часть тела. А ходить после этого несколько часов под себя не хотелось даже смертникам. Поэтому все ели безропотно и неспешно, тщательно вычищая «тарелки».

      Вообще, это было немного странно. Ведь если рассуждать логически, какая кому разница, как будет себя чувствовать смертник перед казнью – сытым или голодным? Но старший охранник в первый же день пути огласил:

      – Нам наплевать на вас! Вы преступники! Но мы-то не звери и не желаем потерять самоуважение. Мы не хотим даже сомневаться в своей человечности. Понятно, что человечность не заключается в сострадании к таким подонкам, как вы! Но долг для нас превыше всего. И мы ни на секунду не перестанем выполнять возложенные на нас обязанности – до последней минуты и последнего параграфа нашего служебного расписания. А за непослушание имеем право и будем наказывать. Болью! Очень сильной болью! Каждый раз, когда кто-нибудь из вас позволит себе нарушение дисциплины, мы не задумываясь будем применять оружие. Положено вам есть – ешьте. Положено спать – спите. А если хоть кто-то нанесет телесный вред своему сокамернику, распну на дыбе и буду каждый час постреливать в самые болезненные места. Хоть женщину, хоть мужчину.

      Поначалу даже Николай Матеус не обратил внимания на эти высокопарные слова. Пребывая в мрачной апатии, он намеревался не есть все эти дни перед казнью, чтобы потом с большим равнодушием встретить свой печальный конец. Но первый же болевой удар парализатора по ногам заставил его в дальнейшем съедать все выданное до последней крошки.

      Отморозков, привыкших калечить своих товарищей по несчастью в камерных потасовках, здесь хватало, и многие пытались навязать свою волю окружающим силой и наглостью. Однако особо строптивые скоро успокоились, причем не только среди женщин, которым по природе полагалось вести себя спокойно, но и среди мужчин. И спрятаться было нельзя от справедливого наказания, потому что все происходящее в двух общих камерах фиксировалось