Избранное. Афанасий Фет

й, улыбку, взор случайный,

      Перстам послушную волос густую прядь

      Из мыслей изгонять и снова призывать;

      Дыша порывисто, один, никем не зримый,

      Досады и стыда румянами палимый,

      Искать хотя одной загадочной черты

      В словах, которые произносила ты;

      Шептать и поправлять былые выраженья

      Речей моих с тобой, исполненных смущенья,

      И в опьянении, наперекор уму,

      Заветным именем будить ночную тьму!

1844

      «Постой – здесь хорошо! Зубчатой и широкой…»

      Постой – здесь хорошо! Зубчатой и широкой

      Каймою тень легла от сосен в лунный свет.

      Какая тишина! Из-за горы высокой

      Сюда и доступа мятежным звукам нет.

      Я не пойду туда, где камень вероломный,

      Скользя из-под пяты, с отвесных берегов

      Летит на хрящ морской, – где в море вал огромный

      Придет – и убежит в объятия валов.

      Одна передо мной под мирными звезда́ми,

      Ты здесь – царица чувств, властительница дум,

      А там – придет волна и грянет между нами…

      Я не пойду туда: там вечный плеск и шум!

      «Когда мои мечты за гранью прошлых дней…»

      Когда мои мечты за гранью прошлых дней

      Найдут тебя опять за дымкою туманной,

      Я плачу сладостно, как первый иудей

      На рубеже земли обетованной.

      Не жаль мне детских игр, не жаль мне тихих снов,

      Тобой так сладостно и больно возмущенных

      В те дни, как постигал я первую любовь

      По бунту чувств неугомонных,

      По сжатию руки, по отблеску очей,

      Сопровождаемых то вздохами, то смехом,

      По ропоту простых, незначащих речей,

      Лишь нам звучавших страсти эхом.

      «Когда мечтательно я предан тишине…»

      Когда мечтательно я предан тишине

      И вижу кроткую царицу ясной ночи,

      Когда созвездия заблещут в вышине,

      И сном у Аргуса начнут смыкаться очи,

      И близок час уже, условленный тобой,

      И ожидание с минутой возрастает,

      И я стою уже, безумный и немой,

      И каждый звук ночной смущенного пугает,

      И нетерпение сосет больную грудь,

      И ты идешь одна, украдкой, озираясь,

      И я спешу в лицо прекрасной заглянуть,

      И вижу ясное, и тихо, улыбаясь,

      Ты на слова любви мне говоришь: «Люблю!»,

      А я бессвязные связать стараюсь речи,

      Дыханьем пламенным дыхание ловлю,

      Целую волоса душистые и плечи

      И долго слушаю, как ты молчишь, и мне

      Ты предаешься вся для страстного лобзанья, –

      О, друг, как счастлив я, – как счастлив я вполне!

      Как жить мне хочется до нового свиданья!

      «Ее не знает свет, она еще ребенок…»

      Дух всюду сущий и единый…

      Державин

      Ее не знает свет, она еще ребенок,

      Но очерк головы у ней так чист и тонок,

      И столько томности во взгляде кротких глаз,

      Что детства мирного последний близок час.

      Дохнет тепло любви, – младенческое око

      Лазурным пламенем засветится глубоко,

      И гребень ласково разборчив, будто сам,

      Пойдет медлительней по пышным волосам,

      Персты румяные, бледнея, подлиннеют…

      Блажен, кто замечал, как постепенно зреют

      Златые гроздия, и знал, что, виноград

      Сбирая, он вопьет их сладкий аромат!

      «Я потрясен, когда кругом…»

      Я потрясен, когда кругом

      Гудят леса, грохочет гром,

      И в блеск огней гляжу я снизу,

      Когда, испугом обуян,

      На скалы мечет океан

      Твою серебряную ризу;

      Но, просветленный и немой,

      Овеян властью неземной,

      Стою не в этот миг тяжелый,

      А в час, когда, как бы во сне,

      Твой светлый ангел шепчет мне

      Неизреченные глаголы.

      Я загораюсь и горю,

      Я порываюсь и парю

      В томленьях крайнего усилья

      И верю сердцем, что растут

      И тотчас в небо унесут

      Меня раскинутые