Тетрис с холостяками. Ирина Мазаева

мир книжных фантазий.

      Фантазии и стали первым предметом их разногласий. Эллочка работала быстро, все схватывала на лету, ловко печатала на компьютере и потому считала, что имеет законное право отдаваться фантазиям все оставшееся рабочее время. Играть в тетрис, умиротворенно складывать в неизменный стакан любимые загогулинки, палочки и квадратики. Или вот, например, в колор-тетрис, когда стоит сложить три квадратика одного цвета по горизонтали, вертикали или диагонали, как они пропадают... И мечтать, мечтать... Редактор так не считал. И чуть заприметив блаженное выражение на ее лице в рабочее время, выходил из себя и начинал объяснять Эллочке, кто она и что ей надлежит делать. От вида тетриса он просто свирепел.

      – Вы – не Пушкин, – гремел он, подскочив со своего кресла.

      Эллочка и сама ни минуты не сомневалась в том, что она не Александр Сергеевич, а Элла Геннадьевна, но «не Пушкин» в устах редактора значило «вы – бездарность» и подразумевало «работать вам надо в поте лица, чтобы хоть немножко соответствовать занимаемой должности и моему огромному журналистскому опыту». Впрочем, обделяя Эллочку еще и логическими способностями, Козловцев все это подробно ей растолковывал.

      Надо ли говорить, что помощи в освоении по сути новой для нее профессии, а также специфики производства, про которую приходилось писать, с его стороны ожидать не приходилось? Отрываясь от голубого монитора и выходя в цех, Эллочка оказывалась среди чуждых ей гофрировальных валов, котлов-утилизаторов, электродов, дефектоскопистов и главных специалистов непонятного и потому страшного ППО.

      Первый Эллочкин опыт погружения в производство был и вовсе ужасен. Эллочку отправили в «литейку» – литейное производство. Вся такая новая, красивая, воздушная Эллочка впорхнула на второй этаж, пробежалась по коридору, ведущему в цех, и влетела... в ад. По крайней мере, ад ей всегда представлялся именно так: оглушительный грохот, копоть и вонь, черные страшные черти, почему-то жуткий холод и при этом везде призрачные огни. По инерции Эллочка проскочила куда-то в эту темень и гарь. Ноги у нее замерзли, а правую щеку при этом нестерпимо припекло жаром. Эллочка отшатнулась. Справа на толстой черной цепи висел котел с расплавленным металлом, в котором – сразу же представилось Эллочке – уже были заживо сварены с десяток систематических прогульщиков, казнокрадов и непрофессиональных журналистов. Эллочка рванулась было дальше, но ее путь неожиданно преградила красная линия.

      Эллочка замерла. За линией была надпись: «При работающем конвейере – не переходить». Тут только Эллочка заметила конвейер.

      Конвейер – маленькие вагончики с какой-то рудой, как у гномов в их пещерах, – медленно двигался. На площадке стоял черный, как черт, мужик и лениво нажимал какой-то рычаг. Каждый раз при нажатии из котла, висевшего над конвейером, выливалась порция раскаленного металла в очередной вагончик. Эллочка стояла как вкопанная. На заднем плане, как в кино, мерно двигались