Красавец горбун. Шахразада

мысль: «О Аллах, как хорошо, что я не назвал ее спутницей жизни… Превратиться в ящерицу только потому, что у жены плохое настроение!..»

      – Глупец! Слизняк! Я даю тебе последнюю возможность раскаяться и признать меня своей спутницей! Не зли дочь огня!

      – О нет, страшная Зинат. Теперь я точно не откажусь от своего слова. Пусть за это я расстанусь с жизнью, но ни за что, слышишь, глупая джинния, ни за что не назову тебя своей любимой.

      – Как бывают пустоголовы и неблагодарны эти смертные! Так знай же, что ты вскоре будешь мечтать о смерти, звать ее, но она не услышит твоего зова. Ибо моя магия навсегда превратит тебя в изгоя.

      – Я не боюсь тебя, уродливый дух!

      Джинния зашипела от ярости, что переполняла ее черное сердце. Увы, пусть она сознавалась в этом лишь себе, но ее слова были всего лишь угрозой. Ибо навсегда превратить Бедр-ад-Дина во что бы то ни было ее власти недоставало. Она могла наложить заклятие, отвращающее взгляд, могла сделать так, чтобы все вокруг видели не стройного привлекательного юношу, а старого урода, калеку. Но ее магия действовала лишь при свете дня. Как только на небо начнет всходить красавица Луна, покровительница ночи, то все вокруг увидят юношу Бедр-ад-Дина таким, каким сотворила его мать-природа.

      «Ну что ж, пусть! Пусть лишь при свете дня действует заклятие половины! Но он будет уродливым калекой! И тогда он еще вспомнит обо мне! О, как я буду смеяться над его бессильными слезами! Как я буду хохотать над его мольбами о смерти!»

      Быть может, джинния успокаивала сама себя. Быть может, наоборот, уговаривала, чтобы быть злее. Или, а это более всего походило на истину, она вела себя точно так же, как любая обычная женщина, как ни презирала сама Зинат «ничтожный человеческий род». Ибо многим женщинам свойственно устроить скандал или даже уйти, демонстративно хлопнув дверью, а потом представлять, как сильно страдает тот, кто за этой дверью остался.

      Гнев терзал душу Зинат, и она готова была не в урода, а в безжизненный камень превратить несчастного Бедр-ад-Дина, осмелившегося противоречить ей. Но увы, одного желания было мало. И тогда джинния решила, что раз она не сможет превратить юношу в камень, то уж свою угрозу превратить его в уродца она исполнит непременно.

      Бедр-ад-Дина же терзал стыд. Ему было стыдно даже вспомнить, что он посмел пренебречь долгом ради какой-то склочной женщины. Теперь Зинат не казалась ему ни молодой, ни красивой, ни желанной. «О Аллах, как же мог я так низко пасть! Как мог забыть о поручении мудреца Валида, о судьбе отца, о надеждах матери! Нет мне за это прощения! И пусть эта змея превратит меня в урода, пусть. Ибо большего я не заслуживаю!»

      Укоры совести, словно тысяча смертоносных клинков, терзали душу юноши. И эта боль была так сильна, что от нее темнело в глазах. Быть может, потому и не видел он, как джинния завертелась туманным столбом, как столб этот охватил все вокруг и завертелся, превращаясь в тайфун. Мириады песчинок встали серой стеной до самого неба, заслоняя горизонт. И там, внутри этого столба, засверкали молнии, словно