Добрая самаритянка. Джон Маррс

на ноги, а танцевала на них с грацией страуса на горячих углях.

      Когда за два года до этого она только-только пришла волонтером в нашу организацию, я с первого взгляда поняла, что мы вряд ли подружимся. Все в ее внешности претило мне: от вечно прищуренных глазок до бровей, нелепо выщипанных высокими дугами, словно логотип «Макдоналдса». Седые волосы липли к голове, будто уродливые слизняки, и она пыталась придать объем своим бритвенно-тонким губам, подмазывая ярко-красной помадой под ними и над ними. Настоящая клоунесса в поисках цирка.

      Потом, когда ее продвинули на пост менеджера, обойдя меня – несмотря на всю тяжелую работу, которую я проделала, – моя неприязнь превратилась в ненависть. Я даже никогда не хотела получить эту должность, потому что тогда у меня стало бы меньше времени на то, чтобы говорить по телефону; но тут уж было дело принципа. Эту должность мне должны были поднести на тарелочке.

      Джанин немедленно дала всем понять, что она тут главная, хотя мы успешно справлялись с делами задолго до ее появления. Но такова уж была ее натура.

      Однако больше всего меня злило то, что она проявляла нездоровую одержимость мною. Иногда, сидя в своей выгородке и выслушивая, как еще одна неприкаянная душа делится своими тайнами, я ловила Джанин на том, что та взирает на меня из своего застекленного офиса, сдвинув очки на кончик носа и напряженно пытаясь уловить: не говорю ли я что-то, чего нет в своде правил. Знала бы она, как далеко я могу отойти от этого свода, когда мне этого хочется!.. А когда Тони пришел вместе со мной на ужин в честь шестидесятилетия Мэри, Джанин практически не сводила с него глаз. Я видела, как она заигрывала с ним, а он смешил ее. Но в глубине души она должна была знать, что никогда не сможет привлечь такого мужчину, как мой муж, – или, если уж на то пошло, любого мужчину, не страдающего слепотой.

      – Попробуй немного Лориного торта, – предложил Кевин, когда Джанин вошла на кухню, чтобы сполоснуть свою кофейную кружку. С покатого плеча свисала кошмарная оранжевая сумка с изображением китайского дракона – автопортрет, предположила я. Она всегда ходила только с этой сумкой, которая не подходила ни к чему из ее скудного гардероба из тусклых поношенных шмоток. Когда Джанин сказала, что эта сумка единственная в своем роде, я поверила, потому что никто другой не захотел бы приобрести такую.

      – Не знаю, как у тебя хватает времени делать так много дел, – начала Джанин. Другие не расслышали, но я-то четко распознала обвиняющие нотки в ее тоне. – У тебя семья, ты волонтеришь здесь и еще ухитряешься конкурировать с лучшими кондитерскими города… Просто богиня домашнего очага, а?

      – Хочу дать хороший пример своим детям; к тому же я умею справляться со многими делами разом, – ответила я со скупой улыбкой. – Если желаешь получить от меня пару советов, просто попроси. Хочешь торта?

      – Нет, спасибо. Непереносимость глютена.

      – Так действительно бывает? Просыпаешься как-то утром и понимаешь, что спустя пятьдесят с лишним лет не можешь есть торт?

      – Мне сорок