Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети. Евгений Морозов

гегелевский абсолютный дух еще до того, как он вполне проявит себя.

      Какими бы значительными ни были политические и культурные различия между толпами на улицах Тегерана в 2009 году и восточноевропейских столиц – в 1989 году, эти события имеют по меньшей мере одну общую черту. Черта эта – опора на технологию. У жителей Восточной Европы в 1989 году не было ни “блэкберри”, ни айфонов, зато им помогали в борьбе другие, в основном аналоговые, технологии: ксероксы и факсимильные аппараты; радиоприемники, настроенные на “Свободную Европу” и “Голос Америки”; видеокамеры западных съемочных групп. И если в 1989 году не многие сторонние наблюдатели могли быстро получить доступ к популярным антиправительственным листовкам или просмотреть тайно сделанные снимки полицейских бесчинств, в 2009 году за манифестациями в Иране можно было наблюдать почти так же, как за матчами Суперкубка или церемонией “Грэмми”, – просто обновляя страницу “Твиттера”. Таким образом, искушенные зрители и в особенности те из них, кто мог сравнить увиденное в 1989-м и в 2009-м, понимали, пусть даже интуитивно, что первые вести с улиц Тегерана подтверждают правильность “доктрины ‘Гугл’”. А это означало, что иранский режим вот-вот падет. Только ленивый не пророчил успех иранской твиттер-революции тогда, когда буквально все кричало о неминуемом крахе режима Ахмадинежада.

      Невообразимые последствия воображаемой революции

      Должно быть, тот же ход мыслей, временами заставляющий вспомнить о высокомерии, привел к грубейшей политической ошибке американских дипломатов в разгар иранских акций протеста. Под влиянием комментариев в СМИ и потока твитов о происходящем в Иране или же по собственным профессиональным соображениям высокопоставленный сотрудник Госдепа США отправил руководителям “Твиттера” электронное письмо, в котором поинтересовался, не смогут ли они перенести на другой день запланированные (и оказавшиеся предельно несвоевременными) работы по техобслуживанию сайта, чтобы не повредить иранским манифестантам. Сотрудники “Твиттера” выполнили просьбу, причем во всеуслышание объявили, что пришли к этому решению самостоятельно.

      Историческое значение этого не самого заметного события не ускользнуло от газеты “Нью-Йорк таймс”, которая сочла его “очередной вехой” в отношениях администрации Обамы с новыми медиа и засвидетельствовала “признание правительством Соединенных Штатов того, что блог-платформа, появившаяся всего четыре года назад, способна изменить ход истории в древней исламской стране”. “Нью-Йорк таймс”, возможно, преувеличила осмотрительность правительства Обамы (представитель Белого дома немедленно попытался преуменьшить значение “вехи”, заявив, что это была “не директива госсекретаря, а скорее контакт на низовом уровне того, кто часто общается с персоналом ‘Твиттера’”), но Седая леди[2] точно указала на важность момента.

      Вопреки

2

Прозвище газеты “Нью-Йорк таймс”. – Прим. перев.