Повесть о двух головах, или Провинциальные записки. Михаил Бару

вот эти самые коробейники, ходившие по деревням, селам и городам с коробами товара, назывались офенями. Теперь об офенях помнят только историки и краеведы, а уж о том, что у них был свой собственный язык… Зря не помним. Уж одно-то слово из этого языка мы употребляем почти каждый день. Это слово – «лох». Означало оно… да ничего обидного и не означало. Мужик. Просто мужик. То есть лох, говоря нашим нынешним языком. Взваливали офени на плечи короба с ситцем, галантерейным товаром, лубочными картинками, книжками, купленными оптом подешевле на ярмарках, и… «Ой, полна, полна моя коробушка, есть и ситец, и парча. Пожалей, моя зазнобушка, молодецкого плеча!..» На самом деле могли и не пожалеть. Могли и короб на голову по пояс натянуть – уж больно хитры были офени. Плутовали при торговле как дышали. Потому и в одну деревню старались два раза не приходить.

      И среди офеней были богатые и бедные. Состоятельный офеня мог иметь даже нескольких приказчиков, которые разъезжали по губерниям и торговали. Бедному же офене все приходилось делать самому. Поди походи месяцами от деревни до деревни в слякоть, дождь и жару – ноги-то, чай, не казенные. Хитрые офени и тут изворачивались. Известна история одного южского офени, который нанял за одно питание без проживания нескольких собак и кошек для разноски товара. Ну да это дело не очень хитрое. Хитрое было в том, что попалась ему одна способная на разные штуки дворняга, которую он обучил продавать ежам булавки! Южские ежи из-за того, что часто пьют болотную воду, насыщенную метаном, рано лысеют. А ежу, спрашивается, что за жизнь без булавок? Лысый еж и мерзнет сильнее, и блохи его кусают чаще, а уж про перхоть и говорить нечего. Через много лет услышал эту удивительную историю Корней Чуковский и… Вот только поменял он для рифмы собаку по кличке Степан на двух козявок. Ну, и чтоб детей не расстраивать описанием больных лысых ежей, написал, что те-то «хохотать все не могут перестать». Какой там смех – слезы одни.

      …Уже вовсю была перестройка. Я как раз начальником был на предприятии, которое занималось переработкой древесины. Лес мы заготавливали. Каждое утро ни свет ни заря набьемся в автобус и на участок. Как-то раз мы работаем, а шофер в автобусе включил радио на всю катушку. Слышим – в Москве какая-то война. Все побросали инструмент и столпились в автобусе. Я им говорю – вы что, мужики, хорош слушать этот концерт по радио! Нас-то это каким боком касается? Никаким. Пора лес валить. По радио есть не дадут. Кое-как разобрали инструмент и за работу. На следующий день сели в автобус и поехали на работу. Радио как включили… Мужики опять зачесали в затылках. Что делать-то? Работать, говорю, мужики. Это их там московские дела. Нам надо семьи кормить. На третий день уже и радио не слушали – работали как обычно…

      Во второй половине позапрошлого века Южу с окрестностями приобрел у Нарышкиных богатый помещик из соседних Вязников – Иван Александрович Протасьев. Предводитель вязниковского дворянства и член московского Английского клуба Протасьев мог бы