Кот и крысы. Далия Трускиновская

управится. Катиш постирала свои и Терезины кружева, еще какие-то вещички, и заняла хозяйское место. Ей нравилось быть в лавке главной. И она весьма любезно обслужила мещанку с дочерью, которые пришли набирать ленточек для приданого. Разумеется, сблагостила все немодные цвета, уверив, что их и сама царица в Петербурге носит.

      Время было такое, что впору уже лавочку запирать, и Катиш, не ожидая покупательниц, вышла на Ильинку – поболтать с соседками.

      Меж тем Тереза скромно сидела в задней комнатке, где хранились не выставленные пока товары, и занималась важным делом. Хотя они и торговала дорогими кружевами, но сама менять их каждый день не могла. Поэтому приходилось отпарывать и стирать. А сушить ценное кружево – целая наука. Его, осторожно отжав, заворачивают в мокрую тряпку, чтобы слишком рано не лишилось влаги, и, вытягивая оттуда понемногу, накалывают на особый барабанчик.

      Как раз такой барабан, обшитый желтой байкой, лежал на коленях у Терезы, и она аккуратненько расправляла на нем широкую полосу золотистых блондов, закрепляя внатяг булавками. Расправив два-три вершка, вытягивала из влажной тряпицы следующий кусочек. И очень была поглощена этим делом, когда услышала, что дверь лавки отворяется.

      – Катиш! – крикнула она помощнице.

      Катиш не отозвалась, и Тереза поспешила сама встретить покупателя.

      – Добрый день, сударыня, есть ли у вас черепаховые табакерки, которые не стыдно подарить другу? – довольно гладко, хотя не совсем правильно выговаривая слова, спросил по-французски мужчина в темно-синем, богатого цвета, бархатном кафтане, и Тереза сперва подумала, что бархат летом неудобен – в нем заживо испечься можно, а потом только осознала, что голос знаком, и как еще знаком!

      Она окаменела, не зная, как быть – убегать было нелепо, но самой вступать в разговор с этим человеком – мерзко!

      Он сделал еще шаг, удивленный молчанием хозяйки, и наконец-то посмотрел ей в лицо. А посмотрев – узнал…

      – Тереза! Ты жива…

      – Жива, – подтвердила она, повернулась и пошла прочь. Он, сбив по дороге консоль со стеклянным верхом, где лежали всякие трогательные мелочи – наперсточки, игольнички, мушечницы, выложенные перламутром, – кинулся за ней, схватил и развернул к себе.

      От прикосновения пальцев пол ушел у Терезы из-под ног.

      – Ты жива, – повторил он, – какое счастье!

      – Прошу вас, сударь, уйдите! – сказала Тереза.

      – Какое чудо, ты жива, – повторял он, не отпуская ее плеч. – Все полагали тебя мертвой…

      – Для вас я мертва, уходите.

      – Нет, я не уйду, раз уж я нашел тебя, я не уйду!

      – Что же мне, звать на помощь? – и она действительно крикнула что было мочи: – Катиш!

      Помощница на сей раз появилась сразу – возможно, заинтригованная тем, что пылкий кавалер вломился в задние комнаты лавки.

      – Катиш… – а что приказать, Тереза не знала.

      Помощница, девица лет двадцати двух, во все глаза смотрела на гостя. Он был хорош собой – высок,