Открытое море. Анника Тор

усыпили его, не дожидаясь моего возвращения.

      Лето, два года назад. В то же лето, что и мама…

      Штеффи не выдержала и заплакала. Слезы лились ручьем, ей пришлось высморкаться. Официантка фыркнула, проходя мимо их столика.

      – Ты так сильно его любила? – спросил Свен.

      Она не ответила. Свен поднялся.

      – Пойдем.

      Оба пирожных остались на столе нетронутыми.

      Глава 4

      На центральной улице все так же толпились танцующие и поющие люди. Но Свен повернул в один из переулков и привел Штеффи в парк по соседству с домом, где была квартира его родителей. В этом парке они вместе выгуливали Путте.

      Увидев позади темного тяжеловесного здания института скамейку, они сели на нее. Свен предложил Штеффи носовой платок. Он обнял ее, и она плакала на его плече, совсем как раньше. Словно он – ее добрый старший брат.

      – Ты так сильно любила Путте? – снова спросил Свен, когда Штеффи успокоилась.

      – Да, – сказала Штеффи и добавила:

      – Тем же летом умерла мама. – В Терезиенштадте.

      – Ее…

      – От тифа.

      – А твой папа?

      – Пропал без вести. Abgereist[2]. Депортирован. Через два месяца после смерти мамы.

      Свен замолчал. Штеффи знала, о чем он думал. Они оба читали статьи в газетах о том, как союзники захватили концентрационные лагеря в Равенсбрюке, Бухенвальде и Берген-Бельзене и обнаружили там тысячи мертвых и столько же умирающих людей. Читали о маршах смерти[3] из польских лагерей в Германию, из одного лагеря в другой. О газовых камерах в Освенциме.

      Возможно, Свен даже смотрел фильм, на который Штеффи не отважилась сходить. Русский документальный фильм «На Берлин», его показывали каждый час в кинотеатре «Виктория». Один из отрывков назывался «Фабрики смерти в Майданеке». Не пошла, потому что боялась увидеть папу в очереди в газовую камеру…

      – Это страшно, – наконец произнес Свен. – Это так страшно, что невозможно себе представить. Но, по крайней мере, теперь этому конец. И никогда больше, слышишь, Стефания, никогда больше это не повторится!

      Штеффи снова высморкалась. Где-то неподалеку пели Auld Lang Syne[4].

      – Знаешь, – сказал Свен. – Если бы я тебя не встретил, то многого бы не понял. Я всегда был против нацизма и сознавал, что правильно, а что нет. Но до встречи с тобой это были лишь принципы. Ты заставила меня понять, что речь идет о людях, точно таких же, как я. Что на их месте мог быть я сам, моя семья. Хотя как раз они никогда этого не поймут. Ты многому меня научила.

      Штеффи улыбнулась. Она научила его! Это Свен всему ее учил. Политике, литературе, философии, истории.

      – Тебе лучше?

      – Она кивнула.

      – Тогда пошли праздновать. Я договорился встретиться с друзьями в ресторане около восьми. Уже без четверти восемь.

      – Мне нужно домой, – сказала Штеффи. – И глаза красные. Я не могу показаться людям в таком виде.

      – Сегодня вечером никто не пойдет домой, – настаивал Свен. – Люди

2

Abgereist (нем.) – отправлен.

3

Марш смерти – пеший переход, к которому принуждают группу людей (часто заключенных или военнопленных) и при котором некоторая часть марширующих погибает из-за условий марша (длинная дистанция, погода, истощенность, жестокость конвоиров).

4

Auld Lang Syne (шотл.) – «Давным-давно» (название шотландской песни на слова Р. Бёрнса).