Сизифов труд. Андрей Константинов

колонн неслышно выпрыгнули двое бесцветных крепких парней. В мгновение ока они очутились за спиной Ильдара, и вспыхнувшая буквально на ровном месте конфликтная ситуация приняла совсем уже скверный оборот.

      – Так, спокойно, мальчики! Брек! – вклинилась меж ними Ольга. – Ильдар, отпусти человека!

      – Нет, ты кого чуркой назвал, а?! – не унимался оперативник.

      – Ильдар! – настойчиво повторила Ольга. – Пойди, сядь, пожалуйста. Там твой кофе остывает. – Джамалов, наступая на горло собственной гордости, опустил руку и нехотя поплелся к столику. – Извините, Владимир. Просто мой коллега немного вспыльчив.

      – Я это заметил, – с ленцой в голосе сказал Шмага. Сделав вид, что потерял интерес к конфликту, он кивнул своим, дабы те исчезли. – Ладно, вернемся к нашему разговору. Как я понимаю, пропавшая вещица серебристого цвета лично вам, Иоланта Николаевна, дорога как память?

      – Вы правильно поняли, Володя. Этот брелок мне очень нужен.

      – Ну хорошо. Только ради ваших красивых глаз, – помедлив, ответил тот. – Попробую что-то узнать. – Шмага, подорвавшись, нагнал уходящих парней, о чем-то пошептался и, получив в ответ утвердительный кивок, вернулся к Ольге. – Придется немного подождать. Минут пять, не больше.

      – Не вопрос.

      – Вот и славно. Ну, про мою жизнь вы спросили. А у вас как дела, разлюбезная Иоланта Николаевна?

      – Да как вам сказать, Володя? Живу хуже, чем все, но лучше, чем некоторые.

      – Так вы действительно ушли из «карманного»? Ладно, не хотите отвечать, не надо. Тогда, может быть, еще один анекдот? И тоже за жизнь? Короче… Идет мужик по лесу. Видит – в дереве дупло, здоровое такое. Подошел он к дереву, пихнул руку в дупло. Высовывает – нет руки! Он, естественно, охренел. Сунул другую руку, вытаскивает – тоже нет! Тогда он башку в дупло сует и кричит: «Эй! Вам там что, блядь, делать всем не хуй!» К слову, Иоланта Николаевна, искренне советую рассказать этот анекдот вашему джигиту. Дабы он норов свой, чуркестанский, в узде держал. И не сувался в каждое встреченное малознакомое дупло.

      – Помнится, Володя, ранее вы не были замечены в шовинизме, – заметила Прилепина. – И команду единомышленников ранее подбирали, как это принято было говорить, по интернациональному признаку.

      – Всё течет, всё меняется, – неопределенно объяснил Шмага. – Старею. Надеюсь, становлюсь мудрее.

      – А может, таким образом вы всего лишь неосознанно экстраполируете свою нелюбовь к одному конкретному человеку на всех прочих его соплеменников?

      – К какому такому человеку? – насторожился собеседник.

      – К Мирзе.

      – А при чем здесь Мирза?!! Нам с ним делить нечего. И раньше, и уж тем более теперь!

      Шмага произнес эти слова с такой поспешностью и со столь наигранным недоумением, что Прилепиной сразу сделалось ясно: своим, абсолютно случайно, вброшенным предположением она, сама того не желая, наступила Владимиру на больную мозоль. Тут, на счастье, на «галеру» невесть откуда выкатился пацаненок лет четырнадцати,