Владимир Красное Солнышко. Борис Васильев

мание великокняжеского Двора, но и всеобщая любовь, улыбки и забота.

      Может быть потому, что Ладимир был старше княжича на целых два года (в раннем детстве это очень много), а может, по иной какой причине, только оказался Ладимир очень уж упрямым, хотя и не всегда последовательным спорщиком. Вероятно, мудрая бабка-княгиня именно поэтому и выбрала его в пару к миролюбивому внуку. Кто их, бабок наших, разберет, они ведь детскую душу насквозь просвечивают своими все повидавшими очами, от которых так хочется отвести собственные, до дна прозрачные от наивности, глаза. Как бы там ни было, но если княжич говорил «брито», его приятель тут же немедленно и яростно утверждал, что «стрижено». И держался за это «стрижено» до конца, хоть ты охрипни с ним в споре. Правда, Владимир готов был спорить только до определенной черты, а потом замолкал, оставаясь при своем мнении. Однако при всех этих словесных схватках они были, что называется, не разлей вода.

      Их воспитывали, как воспитывали бы законных наследников престола во всех крупных королевствах того времени. Никогда ни в чем разумном не отказывали. А когда они немного подросли, в дядьки княжичу Владимиру определили младшего брата его матери Добрыню, в общую личную охрану – троих приятелей Добрыни, богатырей Путяту, Будислава и Потока, да еще пятнадцать гридней и отроков для юношеских общих игр.

      Разными были богатыри, как, вероятно, и задумывала венценосная бабка Владимира. Путята любил песни и с удовольствием их распевал, Будислав дотошно знал селян и много рассказывал княжичу и его другу о деревенской жизни, а Поток готов был сорваться в пляс по любому поводу, а чаще – без всякого повода.

      У княжича Владимира было веселое и озорное детство, и это озорное веселье он сохранил на всю жизнь. О его богатырских пирах, на которые приглашались все жители Киева вне зависимости от общественного положения, вероисповедания или принадлежности к какому бы то ни было народу, складывались легенды и былины, сказки и сказания, дожившие и до нашего времени.

      Великая княгиня много рассказывала ему о деяниях его отца, князя Святослава. О полном разгроме грозного Хазарского каганата, о личной отваге самого Святослава, о подвигах его друзей-побратимов Икмора и Сфенкла. Именно тогда, в детстве, Владимир и полюбил богатырей, и эта любовь прошла сквозь всю его жизнь.

      К сожалению, бабушка перестаралась, что свойственно многим бабушкам. А внук в то время еще был слишком мал, чтобы отсеивать зерна от плевел, и воспринимал все как данность. Лишь позднее он понял, кем на самом деле был его отец для собственной матери.

      Когда Святослав, имя которого гремело уже не только на Руси, наголову разгромив Хазарский каганат, вернулся в Киев в ореоле великих побед, за ним шли караваны с нагруженными добычей верблюдами и киевский народ кричал великому князю хвалу и славу. Княжич Владимир тоже восторженно кричал «Хвала!» и «Слава!» с Дворцовой горы и невероятно гордился, что отец раздал все народу. Всю добычу, ничего не оставив ни себе, ни княгине Ольге.

      – Как славят моего отца!.. – с восторгом прокричал он своей венценосной бабушке.

      – Народные вопли недорого стоят, – сказала королева русов, как называли тогда в Европе великую киевскую княгиню Ольгу.

      – Но ведь я тоже кричал… – начал было Ладимир.

      – Никогда не уподобляйся черни.

      – Но ведь и я тоже… – робко вклинился Владимир.

      – Тоже?.. – великая княгиня строго свела брови. – Это они – тоже, а ты – князь.

      Вот тогда княжич Владимир и увидел, что великая княгиня недовольна своим единственным сыном. Нет, не из-за того, что услужливые гридни князя Святослава щедро разбрасывали добычу уличной толпе, это Владимир сообразил сразу. Но долго не мог понять: чем же именно она недовольна? И в его безмятежной душе это непонимание застряло, как застревает острый обломок стрелы.

2

      Потом, позже, когда он надоел бабушке своими настойчивыми расспросами, великая княгиня с явной неохотой объяснила ему:

      – Киев не любит твоего отца. И князь Святослав не любит Киева. Он вообще никого не любит. Он не научился этому, растратив свою молодость в бесконечных походах.

      – Но ведь ему кричали хвалу и славу киевляне! Я сам слышал. И Ладимир…

      – Слышал!.. – громко подтвердил друг. – Все кричали!

      – Кричала чернь. Чернь всегда кричит, и вы еще услышите ее вопли. Мой сын князь Святослав это понял, почему и решил завоевать себе любовь киевлян столь простым способом. Так всегда поступали конунги варягов.

      – Варягов?..

      – Да, варягов! Ради подарков, которые его гридни щедро разбрасывали киевской толпе, мой сын сжег целый город и приказал водрузить на пепелище гору из тридцати тысяч голов его жителей. Женщин, детей, стариков, раненых воинов. Чудом уцелевшие беглецы добрались до Киева и рассказали мне об этом. Твой отец безжалостный варяжский конунг, а не великий князь Киевского княжения!

      Великая княгиня не скрывала презрения к собственному сыну. Может быть, оно вырвалось